Разговор потёк сам собой. Соня больше молчала, изредка вставляя междометья, но толком даже не слушала свою пожилую собеседницу. Солнце клонилось к закату, тени сгущались, и девушка с каждой минутой всё яснее понимала, что не чувствует уюта. Квартиру как будто что-то выстудило, выдув из неё всё, что обычно характерно для обитаемого дома. Квартира была мёртвой.
Соня вздрогнула, когда её руки коснулась сморщенная старческая лапка.
– Соня? – произнесла Екатерина Меркуловна. – Ты чего, уснула?
Девушка улыбнулась.
– Задумалась что-то. Простите.
– Я говорю, жалко, что вы тогда со Стёпкой-то разбежались. Красивая пара из вас была. А так, глядишь, он и не… И не…
Старуха отвела глаза и замолчала. Соня пожала плечами, не зная, что ответить, и произнесла:
– Мне, наверное, уже пора идти.
– Как? Уже уходишь? – вскинулась пенсионерка. – Время-то ранее ещё, да и ты только пришла!
Она вдруг бросила взгляд за окно, где солнце уже лежало красным брюхом на крышах домов. Соня прищурилась, глядя на бабку. Она что, испугана? Что могло так внезапно вызвать у неё страх?
– Мне до дома ещё далеко добираться. Я же переехала отсюда, помните?
Девушка говорила осторожно, тщательно подбирая слова. Потому что поняла: то, что она принимала за страх, страхом вовсе не являлось. Это было безумие. Сердце забилось в груди у Сони, застучало, отдавая лёгкой болью, прямо под горлом.
– Так я и говорю! – моментально сменила тактику Екатерина Меркуловна. – Куда ты одна, да по темноте? У нас тут неспокойно бывает, ой, неспокойно, Сонюшка…
Девушка слегка растерянно покачала головой. Она не знала, как себя вести в подобных ситуациях. Никто и никогда не учил её, как убеждать полусумасшедших старух.
– Екатерина Меркуловна, мне правда пора идти! – произнесла она твёрдо. – Я и так засиделась у вас.
По крайней мере, она постаралась, чтобы это прозвучало твёрдо. Но на пенсионерку фраза не произвела никакого впечатления. Вместо того, чтобы отпустить гостью с миром, она вдруг наклонилась, навалившись грудью на стол, и ухватила Соню за руку. Лицо её скривилось, рот перекосило на левую сторону, и она захрипела что-то невнятное. Девушка вскрикнула, больше от отвращения, чем от испуга, и рванулась в сторону двери. Рукой задев чашку, опрокинула её на пол. Сладкий чай выплеснулся на потёртый линолеум, осколки разлетелись в разные стороны.
– Пустите меня! Пустите! – выкрикнула Соня.
У девушки подкосились ноги. Она вскочила со стула, но чуть не рухнула прямо в липкую лужу. Нахлынули воспоминания. Глумливо ухмыляющийся Стёпа, за руку волокущий её на кухню. Пьяный, раскрасневшийся, потный. Кричащий собравшейся на кухне компании, с которой связался незадолго до того:
– Ща всё будет, пацаны! Тёлка моя к нам пришла!
И тут же – одобрительный пьяный вой:
– О-о-о, ща косорылую накуканим! Давай сюда, китаёза!
Соня рванулась что было сил. Адреналин с шипением ударил в кровь. Она спасалась от Степана, от гогочущих пьяных ублюдков, от полоумной старухи… Хватка у неё на запястье разжалась. И тогда, около пятнадцати лет назад, и в настоящем времени. Заскорузлые пальцы царапнули мягкую кожу, но и только.
Плача и тихо подвывая, Соня добежала до прихожей.
– Стой, Сонюшка! – гортанно выкрикнула бабка, едва не рухнувшая на пол.
Её босые пятки застучали по старому рассохшемуся паркету.
– Стой, Со… Со…
– Стой, сука! – зарычал в далёком прошлом Степан.
Тогда было проще. Она даже не разулась, когда зашла в гости. Сейчас же – замешкалась, торопливо вдевая ноги в ботинки.
– Он опять придёт! Опять придёт! – захрипела Екатерина Меркуловна.
Старуха была ужасна. Она походила на насекомое. Ужасное гигантское насекомое, никак не желавшее расставаться с добычей.
– Не пущу тебя! – завопила бабка и, отпихнув Соню в сторону, схватила в охапку куртку девушки. – Не уходи! Не хочу одна!
Соня обо всё догадалась. Старуха боялась прихода своего внучка, пьяницы и насильника. Зачем он придёт? Выколачивать пенсию?
– Отпустите!
Девушка набросила сумку на плечо и вцепилась обеими руками в воротник куртки.
– Пустите меня! Имейте совесть, в конце-то концов!
Но старухе плевать было и на совесть, и на то, что девушка хотела уйти. В уголках её рта пузырилась тягучая слюна, зрачки сузились, а костлявые пальцы сжались так сильно, что дряблая кожа на костяшках побелела.
– Придёт опять! – заголосила бабка. – Придёт! Помоги мне, Сонюшка! Помоги!
Соня дёрнула куртку. Потянула её на себя. Всё без толку. Она попыталась вывернуть запястье Екатерины Меркуловны, но та словно окаменела, не желая расставаться с добычей.
– Помоги-и-и-и… – выла сумасшедшая. – Помоги-и-и-и… Он придёт опя-а-а-ать… Сегодня!
Соня вскинула в голову. Чёрная злоба вскипела в душе. Она уже почти ощутила, как её кулак врезается в дряблые губы, как он сминает старое лицо, уже почти видела алую кровь на грязном полу… Но так и не сделала этого. Разум обогнал тело.
– Вы мне не помогли, когда я вам рассказала, как ваш внучек меня чуть не изнасиловал вместе со своими дружками! – выпалила она прежде, чем сообразила, что говорит.