Екатерина Фурцева. Любимый министр

– Мы с мужем не раз бывали в гостях у Святослава Теофиловича и Нины. Я знаю, что Фурцева помогла им решить еще одну проблему. В Тарусе у семьи был деревянный домишко с одним окном. Великий пианист часто недомогал, ездить так далеко ему было все тяжелее. Дом стоял пустой. Тогда Фурцева выхлопотала ему дачу на Николиной Горе, недалеко от столицы. Помогала ему и в добывании редких лекарств. Примеров такого дружеского участия Фурцевой в судьбах деятелей культуры можно привести много. Да, в этом смысле она была открыта для людей, и люди это чувствовали.

– А вы, Нами, слышали про такой анекдотический диалог Екатерины Алексеевны и небожителя Рихтера?.. Однажды Фурцева с открытой партийной прямотой обратилась за помощью к Рихтеру по довольно деликатному вопросу: «Святослав Теофилович, не могли бы вы уговорить Мстислава Леопольдовича, чтобы Солженицын съехал с его дачи?» Гений понял ее слова по-своему. «Да, – задумчиво ответил он. – Слава, наверное, и в самом деле устал. Надо бы мне Солженицына к себе пригласить! Пусть у меня поживет…»

– Не знаю, был ли этот разговор на самом деле, но Рихтер вполне мог так сказать.

За годы работы министром не уволила ни одного человека

– Рассказывая мне о маме, Светлана Фурцева постоянно вздыхала, что видела ее, как правило, поздно вечером: переговоры, спектакли, кремлевские концерты, визиты заграничных звезд, просмотры новых кинолент в Большом Гнездниковском переулке. Даже на спектаклях, которые посещала по долгу службы, она не могла расслабиться – просмотр был продолжением рабочего дня.

Министра понять можно – она отвечала за все, что происходило на столичных сценах.

Скажите, Нами, Василий Феодосьевич жаловался на «тяжелую» службу в министерстве?

– Конечно, его рабочий день был насыщенным. Екатерина Алексеевна приходила к девяти часам. Собранной, подтянутой, с готовыми планами на день. Четко организовывала часы приемов. Поздним вечером опять заезжала в министерство, где ее ждали помощницы Любовь Пантелеймоновна и Татьяна Николаевна, и намечала задачи на завтра.

Я бывала в служебном кабинете министра культуры СССР. Он выглядел бы строгим и излишне казенным, если бы не ваза с цветами, которая всегда стояла на столе. Думаю, такие дамские пристрастия располагали посетителей, поднимали настроение. Рядом с кабинетом находилась узкая комната отдыха, где стоял шкаф с одеждой, необходимой для выхода в театр, на торжественные приемы.

Иногда она обедала в этой комнатке, но чаще всего в министерской столовой вместе со своими замами – Владимиром Ивановичем Поповым, заместителем по зарубежным связям, и Василием Феодосьевичем Кухарским, заместителем по музыке, с которым она была особенно близка. Профессионалы, каждый в своей области, ее заместители уважали и ценили Фурцеву.

Такая деталь: за годы работы в министерстве Фурцева не уволила ни одного человека. А ведь всякое бывало, она могла бы лишний раз и показать свою власть.

Помню, я как сотрудник журнала «Советская музыка» присутствовала на министерском заседании по эстраде. Собрались артисты, журналисты, музыканты. Особенно запомнился Леонид Осипович Утесов. Вошла Фурцева. В этот день она была как-то особенно хороша собой: высокая прическа, строгое серое платье, облегающее фигуру и позволяющее видеть ее стройные ноги в элегантных туфельках на высоких каблуках. Зал мгновенно затих. Екатерина Алексеевна поправила рукой прическу (это был ее привычный жест) и, слегка улыбнувшись, сказала: «Что могу сказать вам, мастерам искусств, я – простая женщина? Думаю, лучше, чтобы говорили вы!» Все вскочили с мест, зааплодировали. Мэтры оценили ее облик, манеру держаться и, главное, суть и смысл сказанного.

Муж рассказывал, как проводила она заседания коллегии: выстраивала для себя внутреннюю драматургию дискуссий, как правило, никого не прерывала. Разве что морщилась, когда оратор предлагал какую-нибудь «завиральную» идею. Умела лаконично завершить обсуждения, иногда так лихо находила рациональное зерно, так четко обнажала истину, что присутствующие ахали да разводили руками. А ведь коллегии, как правило, собирали цвет художественной интеллигенции.

Следила за формой своих выступлений, вносила в них забавную либо острую театральность. Я знала, что министр много лет брала уроки дикции у несравненной актрисы Веры Петровны Марецкой, дружила с ней. Это не случайно: многое роднило двух талантливых, обаятельных русских женщин.