Екатерина I

Перед нами любопытный факт. С одной стороны, он подтверждает отсутствие у Меншикова союзников среди тех, кто, как и он, обязан был своей карьерой Петру Великому, осуществлял его преобразовательные начинания. Не было у него покровителей и среди представителей царствующей фамилии. Как мы уже говорили, сестра императора Наталья Алексеевна числилась среди его злейших врагов, а цесаревна Елизавета Петровна не имела оснований проявлять к нему благосклонность — ей была хорошо известна роль Меншикова в удалении из России ее сестры Анны Петровны вместе с супругом герцогом Голштинским.

С другой стороны, действия Александра Даниловича кажутся парадоксальными. Парадокс этот состоит в том, что в критические для себя дни светлейший счел необходимым обратиться за помощью к лицам, которые относились к нему с неприязнью, как, впрочем, и он к ним. Князья Голицыны гордились своей породой и в глубине души презирали выскочку; Меншиков же завидовал их родословной и их княжеской спеси, подпитываемой вековыми традициями. Взаимной неприязни нисколько не противоречило стремление князей Голицыных породниться с Меншиковым — ведь в данном случае Голицыны вступали в родство не с безродным выскочкой, а с тестем самого императора.

6 сентября князь посетил Верховный тайный совет, но никого там не встретил. 7 сентября он вновь прибыл в Верховный тайный совет и обнаружил там только князя Голицына и секретаря Степанова. В тот же день в столицу возвратился Петр, причем поселился он не во дворце Меншикова, а в Летнем дворце, срочно для этой цели приведенном в порядок. Сюда же были привезены все его личные вещи.

Развязка наступила 8 сентября. В этот день в Верховном тайном совете собрались все противники князя: Апраксин, Головкин и Остерман. В журнале Верховного тайного совета под этим числом читаем запись: «перед приходом его величества послан был к князю Меншикову генерал-лейтенант и майор от гвардии Семен Салтыков с объявлением ареста, чтоб он с двора своего никуда не съезжал».[134] В тот же день царь велел отозвать почетный караул, положенный генералиссимусу, а также повелел гвардии не слушаться ничьих приказов, кроме приказов гвардии майоров Юсупова и Салтыкова.

Современники сообщают две версии поведения князя после объявления ему ареста. По одной из них, с Меншиковым случился обморок, и ему пускали кровь, по другой — он вышел в приемную и жаловался всем присутствующим, что «вот как его награждают за верную службу государству и молодому императору».

Чувствовал ли Меншиков близость своего падения? Какие планы роились в его голове в эти напряженные дни? Надо полагать, их было немало, но он понимал одно — в сложившейся обстановке можно было сохранить свое положение лишь при помощи силы. Однако возможность использования силы исключалась: светлейший не располагал верными и влиятельными людьми, готовыми привести в движение эту силу — князь нерасчетливо настроил против себя всех, кто бы мог помочь в беде: Остермана, Головкина, Апраксина. Оставалось ждать милости от монарха, и он решил использовать этот шанс и обратился с мольбой о пощаде — причем не только сам, но и через домочадцев, в первую очередь через супругу Дарью Михайловну.

В письме к Петру II Меншиков писал:

«Сие все придаю на всемилостивейшее вашего величества рассуждение; я же обещаюсь мою к вашему величеству верность содержать даже до гроба моего. Также сказан мне указ, чтоб мне ни в какие дела не вступаться, так что я всенижайше и прошу, дабы ваше величество повелели для моей старости и болезни от всех дел меня уволить вовсе, как по указу блаженной и вечной достойной памяти ее императорского величества уволен генерал-фельдцейхмейстер Брюс. Что же я Кайсарову дал письмо, дабы без подписания моего расходов не держать, а словесно ему неоднократно приказывал, чтобы без моего и Андрея Ивановича Остермана приказу расходов не чинил, и то я учинил для того, что понеже штат еще не окончен, и он к тому определен на время, дабы под образом повеления вашего величества напрасных расходов не было. Ежели же ваше величество изволите о том письме рассуждать в другую силу, и в том моем недоумении прошу милостивого прощения».[135]

Неизвестно, была ли отправлена челобитная или нет. Возможно, на нее не сочли необходимым отвечать словами, а ответили делом, нанеся Меншикову окончательный удар, положивший конец его карьере. 9 сентября Петр подписал указ, составленный, несомненно, Остерманом и доставленный Меншикову тем же Салтыковым. Указ этот не мотивирован и беспощаден; им повелевалось лишить князя чинов и наград и отправить в отдаленную вотчину: «Указали мы князя Меншикова послать в Раненбург и велеть ему жить там безвыходно, и послать с ним офицера и капральство солдат от гвардии, которым и быть при нем, а чинов его всех лишить и кавалерии взять…»[136]