Екатерина I

Екатерина возмутилась, возмутились и члены Тайного совета, которые 31 мая обсудили письмо. Какова наглость! А пушек наших боятся, к Кронштадту не сунулись… Остерман составил ответ.

«Крайне удивлена, получив грамоту Вашего Величества не прежде появления Вашего флота…», «…отправление эскадры есть средство той злобы, которую некоторые Ваши министры против нас показывают». «Можете давать любые приказы, но мы не допустим себя воздерживать запрещением». Впрочем, несмотря на этот враждебный шаг, Россия готова поддерживать с Англией добрые отношения и свободную торговлю.

– Эй, Александр!

Всякий день, всякий час он нужен. Кто важнее президента Военной коллегии, фельдмаршала, когда пахнет порохом! Первая неделя июня – сумасшедшая, у себя он почти не ночует. Проверки, смотры, закладка укрепления в Ораниенбауме. А в столице строится флигель Зимнего – государынин новый дом, идёт отделка Кунсткамеры и академической библиотеки – везде изволь поспеть. Горячие дни, звёздные дни Данилыча.

Дипломаты отмечают:

«При дворе пьют только за здоровье императрицы и князя Меншикова».

«Меншиков присвоил себе роль главы Тайного совета».

«Меншиков так честолюбив, а влияние его у царицы и его богатство столь грандиозны, что он, пожалуй, может достичь успеха».

Последнее написано в конце июня, светлейший в это время был в дороге. Отряд драгун сопровождал карету, четвёрка лошадей бежала во весь опор. Очень многое зависело от успеха этого путешествия.

ПОЕДИНОК

В тучах жаркой пыли, поднятой колёсами, нёсся княжеский возок, и кощунственный прах оседал на позолоте герба. Но погода в сём краю переменчива, тёплый дождь услужливо смывал налёт ливонской земли; геральдические фигуры блистали вновь – корона княжеская, витязи-щитоносцы, пушечные стволы, знамёна.

– Ворона, – бормотал Данилыч сквозь зубы, задрёмывая. – Ворона чёрная.

Бывало, и в глаза говорил, с кривой усмешкой. Толстуха, обжора, с гривой тёмных жирных волос – как ни учешет, всё равно выбиваются патлы. Анна, герцогиня Курляндская, племянница царя. Дочери Петра ласкались к нему, руки целовали, она – никогда. А в гости пожаловать – охотно, без церемоний, знает, где вкусно едят. Начудила недавно…

Простоволосая, в шлафроке и с ружьём… Палит по брёвнам, которые кто-то потерял на льду Невы. Весь дом перебулгачила спозаранку. Адъютанта заставила заряжать, Данилыч, поднятый с постели, вырвал у неё ружье. Рассказал Царице.

– Бесится Анна, матушка.

– Ей мужа надо.

– С ней Бирон, лошадник этот…

– Мужа надо, – отрезала самодержица. Звучало как приказ – найти супруга. Российской державе угодно.

Не находилось.

Несколько месяцев гостила курляндская вдова в Петербурге. Выпытывали у неё – может, есть женихи на примете? Нету… «Шарахаются, как от той Медузы Горгоны», – сказала она, смеясь, за обедом Дарье, приканчивая баранью ногу. Уж точно – дикобраз. «Коня я сумею объездить, мужа – не берусь», – тоже из её речей. В седле ей вольготней, чем на балу. Вся в чёрном и конь под ней чёрный – страхота! Или зуд нападает пострелять. Птиц, собак, деревья, столбы избирала мишенью. Меткостью не уступает гвардейцам, так же и в сквернословии. Облегчение невыразимое доставила отъездом своим весной. И вскоре – письмо из Митавы, письмо ошеломительное. Замуж собралась…

Слёзно просит князя, почитаемого яко отца родного, ходатайствовать перед императрицей – да изволит одобрить брак с благородным, достойным кавалером. Мориц, сын метресы Августа, короля Польши, курфюста Саксонии… «Он мне не противен». Ишь, скромница! Огнём горит, небось! Мориц, слыхать, соблазнитель великий. Откуда взялся? Кто сосватал? Данилыч отослал секретаря, попытался обдумать трезво. Баронам жених по вкусу – вот в чём суть. Привели в дом к Анне и, верно, ландтаг созывают, парламент ихний, чтобы возвести этого бродягу на трон. Ускользнёт Курляндия…

Вмиг ощутил седло под собой, саблю в руке. Остановить, пресечь наглое воровство. Видит Неразлучный… Голосом подтверждает волю свою.

– Эй, герцог, почём пирожки в Курляндии?

Со смехом, за чаркой дал деньги – поднести деликатно Августу, получить поддержку. Данилыч со смехом благодарил. Демарш отчаянный, на авось. Не вышло тогда…

Но милостива судьба, новый шанс подарила. Теперь заручиться приказом царицы – и действовать.

Екатерина лениво щипала бисквит, кормила двух рыжих щенков, резвившихся на кровати. Медленно вытерла пальцы. Читала письмо медленно, фраза «он мне не противен» рассердила её – лицемерка Анна. Потом, надломив брови, отрезала:

– Морица нельзя.

– Того и ждал от тебя. Я, если велишь…

– А Фердинанд где?

– Должно, в Данциге. Где ему быть? Поди, дряхлый сильно, оттого и занадобился Мориц.

Кивнула, разумеет, сколь сложно с Курляндией. Не хватало ещё, чтобы Фердинанд, унаследовавший трон и тотчас отрёкшийся, внезапно вернулся в Митаву. Юрод безумный, вызыватель духов… С него станется.