Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

Заручившись поддержкой гусарского подполковника и бывшего адъютанта начальника Адмиралтейства по фамилии Арсеньев, Сейр получил разрешение Адмиралтейства построить на берегу Невы верфь на территории, арендованной у одного пивовара. Компания под названием «Арсеньев и Смит» приступила к строительству большого судна, но, едва началась работа, загадочный пожар уничтожил все. Сейр немедленно обвинил англичан^{831}. Харрис в официальном письменном заявлении, переданном императрице через фаворита Потемкина, опровергал обвинения Сейра; императрица ответила, что она не собирается снисходить до того, чтобы реагировать на обвинения американца^{832}.[309] Непоколебимые «Арсеньев и Смит» заложили еще два судна, на этот раз с помощью русского плотника, который, следуя примеру Петра Великого, пять лет провел на верфи в Дептфорде^{833}.

Хотя Харрис считал, что эти суда из-за их размеров не сумеют спустить на воду, императрица решила положиться на более конкретные меры. Она предупредила Арсеньева, что если следствие выявит, что он связан с Сейром, то суда не будут пользоваться защитой российского флага^{834}. Императрица предупредила также своего генерал-губернатора в Архангельске Алексея Петровича Мельгунова о том, что один англичанин из того города написал Франклину, будто он строит в этом городе судно для американцев. «Вы сами заключить можете, что кроме недозволенного пособия из земель наших помянутым колониям, возставшим против короны своея, могут таковыя суда обращаемы быть для каперства в Северном море против торговаго нашего и других дружественных нам дворов плавания»^{835}. Этим неназванным по имени «англичанином», на которого ссылалась императрица, был, несомненно, Сейр, посещавший до этого Архангельск и имевший обширную — правда, одностороннюю — переписку с Франклином. Работа над судами в Петербурге продолжалась, но спущены они были осенью 1782 года от имени одного Арсеньева и занимались только перевозкой сусла и пеньки между российской столицей и Брестом^{836}. То, что императрица не допустит никакой торговли между Россией и Америкой, чтобы не рисковать ухудшением и без того натянутых отношений с Великобританией, также является темой написанного Адамсом мелодраматического рассказа о возвращении Сейра в Амстердам в декабре 1781 года:

Некий урожденный американец, который являлся, по его мнению, великим человеком в Европе и который считал себя, а также считался некоторыми другими самым красивым мужчиной на свете, и лицом и фигурой, а так же человеком с самыми утонченными манерами и самым неотразимым обаянием — этот джентльмен отправился по морю или по суше, или по тому и другому, в Санкт-Петербург в надежде получить аудиенцию самодержицы во имя блага своей страны. Но дама была холодна, как мрамор. Ни лицо, ни фигура, ни обаяние не смогли обеспечить ему ни мимолетного, ни тем более вожделеющего взгляда императрицы[310].

Так что грандиозные планы Сейра рухнули. Унижение усугублялось еще и тем, что его отъезд из России совпал с приездом Дейны, «который и двух слов не знал по-французски и очень мало знал мир», но имел завидный статус посланника в Санкт-Петербурге^{837}.