То, что масштаб проблемы был определен достаточно точно, по крайней мере в отношении торгового населения, еще раз подтвердилось в 1775 году, когда императрица систематично поделила посадское население на две группы по уровню заявленного им налогооблагаемого дохода: привилегированное гильдейское купечество, в свою очередь подразделенное на три гильдии в соответствии с имущественным цензом, и непривилегированное городское население, названное «мещанством». Для записи в купечество требовалось показать доход не менее пятисот рублей в год, что закрывало доступ в гильдии малообеспеченным обывателям. В результате в три вновь созданные купеческие гильдии было допущено в общей сложности всего 27 тысяч обитателей российских городов{411}
. Учитывая жесткость социальной структуры, подразумевавшей, что только тяглые члены гильдий занимались торговлей и ремеслами, легко понять жалобу Григория Николаевича Теплова, одного из наиболее активных членов Комиссии о коммерции, сетовавшего на «крайний» «мещанских людей» «недостаток» в Российской империи{412}.Представители посада с готовностью объясняли причины столь плачевной ситуации: условия, в которых посадским жителям предлагалось вести свои дела, были исключительно тяжелыми. Начать с того, что государство возлагало на посадское население обременительные службы и повинности: от управления государственными налоговыми монополиями до раскладки и сбора различных податей и пошлин — деятельность, не предусматривавшая никакого вознаграждения. Купцы и ремесленники непрерывно жаловались на эти обязанности, которые, как они утверждали, были поистине разорительны. Кроме того, посадские указывали на бесчисленные принудительные службы в пользу города: пожарную и полицейскую, починку дорог и мостов и т.д. — все то, что заметно снижало привлекательность записи в посад и существенно ослабляло их желание оставаться членами посада. (Особенно остро эта ситуация ощущалась в Москве и Санкт-Петербурге, где большинство населения не было записано в посад, и потому они не несли никаких повинностей, однако пользовались городскими службами.) Более того, обитатели посада, так же как крестьяне, несли коллективную ответственность за уплату унижавшей их достоинство подушной подати. Как следствие, честному или более благополучному члену посадской общины приходилось нести налоговое бремя не только за себя, но и за своего неимущего соседа, что было несправедливо, неоправданно тягостно и унизительно. Наконец, одной-единственной привилегией, дарованной посадскому человеку в качестве компенсации за все его труды и страдания, было право городской торговли. Однако и эта привилегия не была исключительной: при определенных обстоятельствах торговать разрешалось и тем, кто не обязывался посадским тяглом. Государство должно было либо вынудить торговца-крестьянина вступить в городскую гильдию и наравне со всеми нести бремя соответствующих повинностей, либо изгнать его из города, если потребуется — под угрозой смерти{413}
. Посадские ходатаи настаивали, что город в России не будет оправдывать ожидания государства до тех пор, пока городские виды экономической деятельности не станут более привлекательными для тех, кто занимался ими по закону.В то время как одни наблюдатели, в особенности выходцы из самой посадской общины, подчеркивали, что тяжесть повинностей — основное препятствие их торгово-промышленной деятельности, другие, более далекие от разочарований, связанных с повседневной борьбой за существование, помещали проблему развития города в более широкий контекст. По их мнению, все городское население целиком следовало преобразовать, чтобы заново создать на его основе «городское сословие» — не благородное и не крестьянское. Традиционный посад в таком случае следует распустить и запретить вхождение в новую городскую корпорацию тем из членов посада, кто не был вовлечен в установленные законом городские виды экономической деятельности. Сторонники этого подхода призывали к созданию третьего сословия, не имевшего прецедентов в российской истории социального слоя, сформированного исключительно по образцу западноевропейских структур. Давайте рассмотрим самые значимые из подобных проектов.
Денис Иванович Фонвизин, переводчик Коллегии иностранных дел и будущий драматург, представил в 1763 году канцлеру Михаилу Илларионовичу Воронцову трактат на русском языке под названием «Сокращение о вольности французского дворянства и
о пользе третьего чина». Трактат этот был изначально написан по-французски де Буляром по личной просьбе Воронцова[160]
, которому требовались предварительные сведения для обсуждения в созданной Екатериной секретной комиссии по изучению прав и привилегий российского дворянства, возникших вследствие освобождения его от обязательной государственной службы манифестом Петра III 1762 года[161]. Копия трактата на русском языке в конце концов оказалась у Екатерины и пригодилась частной комиссии при Уложенной комиссии, занимавшейся кодификацией прав и привилегий российского дворянства[162].