Екатерина Медичи

В феврале 1516 года слухи о заговоре против Гизов и их режима начали просачиваться из Парижа в Блуа. Нараставшее количество протестантов и других враждебных администрации лиц обратились к Луи Конде, прося возглавить движение против Гизов. Они хотели захватить братьев, предать их суду и «освободить» короля, при этом присягнув ему на верность. Двадцатидевятилетний Конде, ставший протестантом через жену, Элеонору дю Руа, был низкорослым, но энергичным человеком, у него хватало и храбрости, и силы духа. Не имея возможности напрямую возглавить восстание, принц, подготовив все детали, доверился мелкому дворянину из Перигора, сеньеру де Ла Реноди. Ла Реноди, прежде клиент Гизов с сомнительным прошлым, вынужден был отправиться в Женеву, где принял кальвинизм. Кальвин лично не имел с ним дел, но ему оказывал поддержку Теодор де Без, старший из помощников Кальвина. После встречи 1 февраля 1560 года в Нанте, близ порта Гюг (Hugues), заговорщики согласовали свои цели, состоявшие в захвате Гизов и обращении с просьбой к королю, с тем, чтобы он разобрался с продажностью духовенства. После этого они полагали возможным исправить все прочие несообразности в королевстве, установив регентство Бурбонов. Ла Реноди разослал 500 агентов для сбора наемников, но так, чтобы имя организаторов держалось в секрете. В армию заговорщиков потянулись иностранные солдаты; обратились также за помощью к королеве Елизавете Английской. По одним источникам, королева дала какую-то сумму денег, по другим — обещала только моральную поддержку, но в любом случае толку было немного. Встречи заговорщиков в Гюге дали начало названию «huguenot» (в русском написании — «гугенот»), которым в дальнейшем обозначали французских протестантов. Они договорились начать восстание 10 марта, хотя впоследствии перенесли эту дату на 16-е.

К несчастью заговорщиков, слухи о восстании быстро распространились и эффект неожиданности не сработал. Шпионов и провокаторов в те дни развелось столько, что почти невозможно было сохранить такие вещи в тайне, какие бы меры предосторожности ни предпринимались. Кое-какие сведения просочились за пределы круга гугенотов и быстро распространились. Английские католики, прослышав о заговоре, предупредили кардинала Лотарингского, один из германских князей рассказал о готовящемся восстании архиепископу Аррасскому. В довершение всего сам Ла Реноди не смог удержаться и трезвонил на каждом шагу о своей роли в заговоре и о неизбежном падении его врагов. Он сообщил одному парижскому адвокату, сочувствовавшему гугенотам, у которого гостил, все подробности плана до последней детали. Тот, боясь, как бы его не обвинили в измене, передал информацию кардиналу. Убежденный в том, что за заговором стоит Елизавета Английская, раздосадованная участием Франции в шотландских делах, Франсуа де Гиз начал готовить операцию по подавлению восстания. Екатерина писала герцогине де Гиз: «Нас предостерегают отовсюду, вести идут в Блуа… король, мой сын, очень этим обеспокоен и приказал всем этим людям возвращаться по домам». Она продолжала соблюдать политику невмешательства, но Франсуа де Гиз вынашивал другие планы. Город Блуа было нетрудно взять штурмом, поэтому 21 февраля 1560 года герцог распорядился, чтобы король и двор незамедлительно переехали в соседний замок, в Амбуазе. Проникнуть за стены этой солидной средневековой твердыни заговорщикам было не так-то легко.

Екатерина спорила с Гизами, считая, что восстание вряд ли является английскими происками, но скорее всего, подогревается врагами режима в самой Франции. При поддержке Колиньи, побывавшего в плену и потому хорошо знающего обстановку, королева-мать настаивала на смягчении жестоких мер против протестантов, что могло бы предотвратить восстание. Потрясенный готовящимся бунтом и ростом непопулярности режима, Франсуа де Гиз утратил обычное хладнокровие. Прячась за стенами крепости, он отправлял отряды на поиски заговорщиков. Екатерина тем временем продолжала добиваться написания декларации для умиротворения гугенотов. Настоятельные попытки королевы-матери привели к изданию Амбуазского эдикта, обещавшего амнистию за все прошлые религиозные преступления тем, кто откажется участвовать в нынешнем восстании. Однако свободу вероисповедания эдикт не объявлял. Впрочем, в течение нескольких дней были освобождены некоторые узники, арестованные из-за их религиозных убеждений. Эти меры Екатерины позволили протестантам надеяться, что она станет обращаться с ними мягче, нежели лотарингские братья. Однако никто из них не смог изменить обстоятельства: отряды иностранных наемников уже были наготове, собираясь захватить замок.