Екатерина незамедлительно взяла все управление хозяйством в свои руки. На следующий день после смерти Франциска она забрала у его вдовы все драгоценности, принадлежащие французской королевской фамилии, оставив несчастную, рыдающую от горя девушку в затянутых черным покоях. Никто не мог сказать, что Екатерина не страдала от потери сына, но в то время от нее требовалась высочайшая сосредоточенность, чтобы сохранить собственное положение и положение нового короля, десятилетнего мальчика. Потребовав закрыть доступ во дворец, королева-мать собрала частный совет, на котором объявила королем Франции Карла-Максимилиана, который отныне носил имя Карла IX. Она открыла заседание словами: «Богу было угодно забрать моего старшего сына, но я не позволю себе предаться отчаянию; я склоняюсь перед Его божественной волей и намерена отныне помогать и служить королю, моему второму сыну, в меру своих жалких сил». После чего ясно объявила о намерении править вместо сына, пока он не достигнет нужного возраста: «Таким образом, я решила держать его подле себя и править государством, как должна поступать всякая преданная мать. Принимая на себя эту обязанность, я желаю, чтобы вся адресованная ему корреспонденция в первую голову направлялась ко мне. Я буду вскрывать ее в вашем присутствии, а в особенности в присутствии короля Наварры, который займет первое место в совете как ближайший родич короля… такова моя воля. Если любой из вас желает говорить, пусть сделает это». Антуан де Бурбон, король Наварры, дал согласие, остальные также формально согласились, что и было нужно королеве-матери.
В день смерти Франциска герцог де Гиз и его люди, проводившие все ночи, дежуря у королевского ложа, явились выразить свою преданность королеве-матери и ее сыну. Среди присутствующих были королева Мария, другие королевские дети, кардинал Лотарингский, Антуан де Бурбон и несколько фаворитов двора. Для Гизов и Бурбона представился удобный случай обвинить во всех прошлых ошибках скончавшегося короля, расчистив себе путь на будущее. Королева-мать слушала их речи, в которых они обвиняли себя в промахах и ошибках, но ссылались на приказы короля Франциска. Как только герцог замолкал, Екатерина медленно кивала и отвечала тихим, скорбным голосом: «Все верно, все верно, все, сделанное вами, было сделано по распоряжению моего сына». Затем за самобичевание взялся Бурбон, уверяя, что хотел лишь блага для страны. Кардинал также пообещал действовать в защиту интересов королевы-матери и ее сына, нового короля. Все главные действующие лица этого спектакля повели себя точь-в-точь по тому сценарию, который Екатерина подготовила для них всего за несколько дней до случившегося. Трудно себе представить, какое удовлетворение испытывала королева-мать, получая заверения в преданности и скромные обещания верно служить от двух партий, которые столь долго не только смотрели на нее сверху вниз, но и вообще игнорировали. Она знала: все их покаяние — пустой звук, но ей был необходим хотя бы временный союз с ними для укрепления своей власти.
Время поджимало, ибо Генеральные штаты, еще не знавшие, что Бурбон передал право регентства Екатерине, должны были собираться, и королева-мать назначила на 21 декабря частный совет. Нейтрализовав как Гизов, так и Бурбона, она объявила себя правительницей королевства со всеми полномочиями монарха. Подобно тому, как поступили Гизы после смерти Генриха, она поставила народ перед фактом. В стране, где за семнадцать месяцев сменился третий монарх, Екатерина, царственная королева-мать в траурном одеянии, представляя собой нечто неизменное, вносила утешение в души народа. Наконец, в возрасте сорока одного года, она очутилась на самом пике настоящей власти и могущества. Опасность, грозившая Франции, не уменьшилась, но теперь она сможет справляться с нею сама.
ГЛАВА 7.
ПРАВИТЕЛЬНИЦА ФРАНЦИИ
1560-1562
В результате целого ряда «династических несчастий» и ловко использованных обстоятельств итальянка Екатерина Медичи, сорока одного года от роду, вдовствующая королева Франции, стала и де юре, и де-факто правительницей государства. Ее главным желанием было вернуть славные дни Франциска I и Генриха II. А для этого требовалось объединить объятое смутой королевство.