Екатерина Медичи

— Ну как, — спросил он адмирала, — вы довольны приемом, оказанным вам королем? Я ведь говорил вам, а вы не верили. Или, вернее, не верила ваша королева. Поверьте, едва она приедет, ей будет оказан самый радушный прием, не менее торжественный и пышный, чем оказан вам.

— И мы выражаем надежду, — мило заулыбалась Екатерина Медичи, — что вы посодействуете нам в нашем желании видеть у себя королеву Наваррскую, что послужит окончанию былой вражды между нами и будет способствовать примирению наших партий раз и навсегда.

— Что в конечном итоге обеспечит мир в нашем королевстве, скрепленный союзом Наварры и Валуа, — поддержал ее король.

— Королева Наваррская по природе своей недоверчива и во всем сомневается, — ответил Колиньи. — Однако она не намерена чинить препятствия браку и, я уверен, в скором времени сама пожалует в гости к французскому королю, чтобы подписать брачный контракт.

Два дворянина стояли особняком близ группы придворных, образовавших полукруг в этом месте.

— Какого черта адмирал притащился сюда? — вполголоса сказал один другому. — Сидел бы у себя в Ла Рошели и не высовывал носа. Или он полагает, что этот мир всамделишный?

— Я вам скажу, если вам так хочется знать, — так же негромко ответил другой, оглядываясь кругом. — Адмирал приехал на собственные похороны, всем это ясно, кроме него самого.

Дворянин согласно кивнул головой.

Так адмиралу угождали, лебезили перед ним, предупреждали малейшие его желания, вели душеспасительные беседы и разговоры о предстоящей войне, докучали ему в такой степени чрезмерной любезностью и обходительностью, что у человека более проницательного это не могло бы не вызвать подозрений. Но адмирал был слишком честен и прямолинеен и не искушен в ядовитой атмосфере дворцовых любезностей и интриг. Поймет он это слишком поздно, когда убийцы придут за ним.

Тем же вечером Карл IX сказал своей матери:

— Ну как, хорошую птичку я заманил в клетку?

— Еще бы! Теперь ей уже не вылететь. Дверца закрыта плотно. Ныне важно, чтобы сработала другая приманка, — усмехнулась Екатерина.

— Соглашайтесь на все, о чем она ни попросит. Все равно она этого не получит, да ей уже и не надо будет, — посоветовал Карл.

— Останется ее сын.

— Этот не страшен. Нас еще трое. Он успеет состариться, а для вождя он еще молод. Не трогайте его, матушка, честное слово, он мне симпатичен, наверное, потому что безобиден.

Несколькими днями спустя Екатерина принимала у себя кардинала Карла Лотарингского, которого вызвала из Реймса, сообщив ему, что они заманили в ловушку Колиньи.

— Когда же свадьба? — полюбопытствовал кардинал.

— Жанна пока не дает согласия, — фыркнула королева-мать.

— Что же ей мешает?

— Она просит от короля в приданое сестре Гиень, — ответила Екатерина.

— Так отдайте, не церемоньтесь.

— Она требует, чтобы король вывел оттуда гарнизоны, а на это нужно время, — нахмурилась Медичи.

— Поторопитесь, решающий момент настает, — напомнил Карл Лотарингский. — Советую использовать свадьбу. Съедутся все гугеноты, их предводители и вожди. Тогда и надо с ними разом покончить.

— Вы угадали мою тайную мысль. Зачинщики смут и возмутители спокойствия должны исчезнуть навсегда. Адмирал уже попался, теперь он послужит приманкой для остальных. Он обласкан и взлелеян, король в нем души не чает. Через него я буду воздействовать на Жанну Д'Альбре: чем скорее она его послушает, тем скорее приедет. Потом я уже не выпущу ни одного. Вот и нет вождей — значит нет больше войн.

— Только не говорите раньше времени королю, он может заупрямиться и все испортить. Мы надавим на него позднее, в самый канун праздника, иначе, согласись он сейчас, в решающий момент вполне может передумать.

— Я напишу папе, он должен одобрить наш план, — сказала Екатерина.

— Я поеду с вашим письмом. Личная беседа убедит его еще больше в неизбежности избиения гугенотов. Да, но ваш зять! Ведь он останется вождем протестантов.

— Я заставлю его обратиться в католичество — веру, в которой его воспитывали с детства.

— Каким образом?

— Это и послужит в некотором роде подоплекой страшного дня, его скрытой причиной. Я соглашаюсь на этот выпад против врагов нашей веры еще и потому, что знаю — моему зятю Генриху в эту страшную ночь будет грозить смерть, если он не вернется в лоно римско-апостольской церкви. А раз так, то он примет католичество, своя жизнь дороже. Я заставлю это сделать Карла. Они короли и кузены, и им легче будет договориться между собой.

— А если Генрих Наваррский заупрямится?

— Тогда… у них останется один Конде. Но с этим будет справиться совсем просто.

— Итак, решено?

— Да. Генрих Наваррский станет католиком, и ради этого я пойду на все, даже на массовые убийства.

— И когда же?..

— Как только королева Наваррская подпишет брачный контракт.

— А ваша дочь? Она не против этого брака?

— Она противилась и упрямилась, но сейчас присмирела. Я убедила ее в том, что он переменит веру.

— Что думает об этом Пий V?