Она поискала глазами, куда бы сесть. Конде с готовностью пододвинул ей кресло с высокой спинкой, сам сел напротив.
— Итак, я слушаю вас, мадам. Но прежде всего, откуда вы? Кто вас послал?
— Меня послала моя совесть, долг чести, обязывающий меня если и не вступать в ряды гонимых и оскорбленных, то хотя бы помочь им. Меня послала принцесса Диана Ангулемская, затем герцогиня Д'Этамп и, наконец, меня послали гугеноты всей страны, готовые отдать свои жизни за единую жизнь их вождя.
Конде нахмурился и произнес:
— Говорите, баронесса, и если дело действительно столь серьезно, как вам представляется, мы вместе подумаем, что предпринять.
И Камилла рассказала Конде все, что ей было известно о готовящемся заговоре против него.
— Нет, это просто уму непостижимо! — воскликнул он, меряя шагам комнату, сложив руки на груди. — Да Колиньи лучше даст изорвать себя на куски, но не обратится ко мне за помощью, уж мне-то это известно! Я, признаться, был бы удивлен, если ба так случилось на самом деде.
— Почему же это? Разве у гугенотов не принято помогать друг другу?
— Это дело чести, мадам. Имея армию почти в пятнадцать тысяч солдат, стыдно звать на помощь человека, у которого их не наберется и пятисот.
— И все же король рассчитывает на это; он уверен, что вы не усидите на месте, едва узнаете о начавшемся сражении.
— Сейчас я думаю не об этом. Наша дружба с адмиралом в последнее время разладилась, и именно по этой причине он и не позовет меня, чтобы в случае победы присвоить всю славу себе. Но он может позвать меня с другой целью, чтобы, прикрываясь мною, как щитом, ускользнуть с остатками армии в случае поражения.
— Вы полагаете, он может пожертвовать вами, принцем крови?
— Сможет. И опять лавры достанутся ему, поскольку он сумел сберечь войско.
— Это чудовищно! Как вы можете бороться против общего врага, если между вами нет единства?
Принц ничего не ответил, только мрачно усмехнулся.
— Что же стало причиной вашей внезапно появившейся неприязни друг к другу? — спросила Камилла.
— Это произошло не внезапно. Он зол на меня за мое легкомыслие в обращении с женщинами — вероятно, потому что сам напрочь этого лишен — и каждый раз повторяет мне, что полководец должен быть суровым и серьезным, иметь холодный ум и горячее сердце. В противном случае он просто фигляр, на которого жалко смотреть.
— И он не признает за вами ни одного из этих качеств?
— Только последнее. Да и то, по его словам, оно годится лишь для женщин. К сожалению, наши с ним разногласия по этому поводу начались давно, когда мы жили еще в Париже и были дружны с королем, но король уже тогда знал о них. Именно эту больную струну он и тронул сейчас, вернее, его мать. Она прекрасно понимает, что я немедленно помчусь на помощь адмиралу и поэтому посылает ко мне гонца якобы от его имени. Екатерина Медичи выиграет в случае, если мне удастся прорваться через ее заслоны, и гугеноты победят. Адмирал не простит мне вмешательства в сражение, которого он у меня не просил. Она выиграет и в том случае, если меня схватят по дороге, так как одним врагом станет меньше. Останутся только Колиньи и наваррская королева. С этими ей справиться будет легче, достаточно обратиться к Испании и взять Наварру в кольцо. Оставшись один, Колиньи будет обречен.
— Что вы предпримете, когда приедет Ламевиль? — спросила Камилла.
— Очень просто: я тотчас повешу его.
— А сами останетесь в крепости?
— Разумеется. Совершенно бессмысленно бросать в гущу сражения, состоящую из тридцати тысяч человек, триста всадников, которые у меня остались. К тому же я не желаю попадать в ловушку, расставленную Немуром.
— Что же вы будете делать?
— Сидеть и ждать, когда мое войско значительно увеличится за счет протестантов южных областей. Мне нужна конница, без нее я — ничто.
— А вы уверены, что они прибудут?
— Они уже в пути.
— Что ж, в таком случае, принц, мне здесь больше делать нечего. Свою миссию я выполнила и теперь меня ждет только одно — дорога в Этамп. — И Камилла поднялась с кресла. Но Конде с улыбкой преградил ей путь.
— Мадам, я оказался бы последним негодяем, если бы позволил вам уехать на ночь глядя. Вы поедете утром. Это решено, если только вы не пожелаете остаться здесь, чтобы скрасить мое одиночество.
Камилла рассмеялась:
— А вы сами хотите, чтобы я осталась?
— Баронесса, это мое самое заветное желание. Вы спасаете мне жизнь, и сейчас любой ваш каприз для меня — закон. Приказывайте, я — ваш должник, но долго оставаться в долгу не люблю, вы можете спросить об этом у Лесдигьера.
— Кстати, ваше высочество, если вам вдруг случится встретить его, будьте добры, передайте моему супругу, чтобы он искал меня в замке герцогини Анны Д'Этамп.
— Вы все-таки возвращаетесь?
— Я дала герцогине слово.
— Я сделаю все, что вы пожелаете. Теперь говорите, чего вы хотите сейчас?
— Только одного. Поужинать.
Конде трижды хлопнул в ладоши. В дверях тотчас появился дворянин.
— Де Куршак, сходи на кухню, пусть нам с баронессой приготовят ужин, пусть это будет самый лучший ужин в моей жизни, ты меня слышишь?
— Да, монсиньор.