Екатерина Великая

«Когда назвали тот день, меня охватило огромнейшее отвращение, — говорится в ее воспоминаниях, — и каждый раз, когда об этом упоминали, мне делалось неприятно». У нее возникло предчувствие грядущей беды. Крепла уверенность в том, что ее брак окажется несчастливым. И все же она была слишком гордой, чтобы доставить кому-то радость при виде ее страха. Она думала о себе как о героине, попавшей в очень трудное положение, и собирала в кулак всю свою волю, чтобы вынести испытания, которые готовила ей судьба. Она знала, что Петр не любит ее и что в лучшем случае он способен на братскую привязанность или дружбу, которая зависела целиком от его капризного настроения. Его амурные шалости с фрейлинами огорчали Екатерину, заставляя ее чувствовать себя неловко в обществе. Она отдавала себе отчет в том, что жаловаться на его поведение было бы верхом безумия. Это не принесло бы ей ничего хорошего.

На публике ей удавалось успешно маскировать свои чувства, но оставаясь в тесном кругу фрейлин и горничных, она сдерживалась с трудом. Екатерина пыталась рассеять свои страхи играми и забавами, а также долгими утомительными прогулками по садам Петергофа. Но мрачное настроение оставляло ее лишь ненадолго. «По мере приближения дня свадьбы, — писала она, вспоминая о тех событиях много лет спустя, — я все больше ощущала упадок духа и часто разражалась беспричинным плачем». Ее женщины знали о хандре, которая одолела великую княгиню, и старались приободрить ее, но их усилия приводили к прямо противоположному. Она считала, что выплакаться — значит проявить слабость и вызвать к себе презрение.

Ухудшало ее настроение и то, что Петр стал каким-то чужим и далеким. Он все реже виделся с ней и обращался с черствым безразличием и невниманием. Государыня в это время отдалилась от нее и была недоступна. А Иоганна, которая и раньше не страдала избытком материнской любви, была слишком поглощена своими делами, чтобы заниматься утешением дочери.

Однажды весенним утром Екатерина навестила свою мать и застала ее распростертой на постели, очевидно, без сознания. Вокруг нее суетились перепуганные служанки. Доктор Лесток стоял, наклонившись над Иоганной, и лицо его было озабочено. Увидев мать в таком состоянии, Екатерина в ужасе вскрикнула и спросила, что произошло. Никто, похоже, не мог ей дать вразумительного ответа. Все же она поняла, что мать попросила пустить кровь и послала за хирургом. Тот оказался настолько неловок, что не смог пустить ей кровь из рук и попытался вскрыть вены на обеих ногах, отчего Иоганна, для которой кровопускание всегда было ужасным испытанием, лишилась сознания. Вскоре она очнулась, но вместо того чтобы обрадоваться при виде дочери, стоящей рядом, раздраженно приказала ей убраться прочь. Это напомнило Екатерине о том, что стало причиной взаимного отчуждения, и у нее на глаза навернулись слезы.

День свадьбы был близок, и подготовка к нему шла полным ходом. Многие вельможи уже заказали роскошные украшения для себя и новые ливреи для своих слуг. Некоторые даже заказали кареты в Париже и Вене. Все ждали привоза новых тонких тканей из Европы, в том числе неапольского шелка и английской парчи, мягких перчаток и атласных туфелек из Франции, позолоченных седел и шпор от ремесленников Северной Италии. Императрица распорядилась, чтобы знатные гости явились на свадьбу в сопровождении не менее двадцати лакеев, скороходов, пажей и прочих слуг, одетых в дорогие бархатные кафтаны и штаны с позументной окантовкой, а также парики, шелковые чулки и кружевные манжеты.

Елизавета решила устроить самую грандиозную свадьбу из всех, какие только видели дворцы Европы. Взяв за образец свадьбу французского дофина, сына Людовика XV, она обратилась в Версаль с просьбой выслать ей подробный сценарий той церемонии, намереваясь превзойти французов. Но это было не так-то просто сделать; ведь в то время французский двор представлял собой золотую сказочную страну, способную поразить воображение любого зрителя великолепием своих украшений, орнаментов и декораций. По некоторым данным, в Париже тогда работало пятьсот ювелиров, и все они были заняты изготовлением изящнейших драгоценностей и безделушек для придания блеска одеждам аристократов. Сотни мастеров выполняли филигранную резьбу по дереву и выковывали ажурные изделия из металла. Нельзя не упомянуть о тончайшем фарфоре, мебели и предметах искусства, которыми также славилась Франция. Экстравагантность придворных Людовика стала легендой, а на свадьбе дофина они превзошли самих себя.