Венчание в огромном, с гулким эхом соборе продолжалось три часа, и Екатерина, на которую давил солидный вес ее тесного и неудобного платья, изрядно утомилась. Монотонный голос архиепископа Новгородского ввинчивался в уши присутствующих, призывая новобрачных любить друг друга. Он просил бога даровать им долгую жизнь и многочисленное потомство, а над их головами в это время держали ажурные венцы, и голоса хора заполняли собор. Одна из придворных дам, графиня Чернышева, прошептала что-то на ухо Петру, а тот в свою очередь сказал Екатерине, что графиня просила его не поворачивать головы, стоя перед архиепископом. Существовало старое поверье: первым из новобрачных умрет тот, кто раньше другого повернет голову, стоя перед священником во время венчания. Это привносило, по мнению Екатерины, мрачный мотив в такое светлое и радостное событие, каким испокон веков считалась свадьба. Она внутренне поежилась, но ничего не сказала. (Позднее она узнала, что в действительности графиня сказала: «Не обращайте на это внимание, что за чушь!». Именно Петру пришла на память эта примета.)
Наконец венчание завершилось, Екатерина и Петр обменялись кольцами и, получив благословение архиепископа, вернулись во дворец. Но утомительный день на этом не закончился. Предстоял еще грандиозный свадебный пир. Были устроены танцы с музыкой, небо озарили фейерверки, а по Неве прошли корабли, украшенные разноцветными флагами.
На Адмиралтейской площади поставили столы с угощением для жителей Петербурга. В фонтанах запенилось вино. В трактирах посетители поднимали чарки за здравие жениха и невесты до тех пор, пока держались на ногах. На время праздника были закрыты все присутственные места, кроме, конечно, питейных заведений. Но день венчания был только началом празднеств, которые продолжались еще девять дней.
В длинном гостином зале вино лилось рекой, столы ломились от яств. Екатерина устало пожаловалась графине Румянцевой, что от тяжелого платья и короны у нее разболелась голова. Не может ли графиня снять ее корону хотя бы на минутку? Мария Румянцева отказалась, объяснив, что это дурная примета, но передала просьбу Екатерины государыне. Елизавета ответила, что великой княгине можно на время снять корону. Но едва Екатерина сняла корону, как ей пришлось надевать ее снова, потому что начался бал. И еще целый час она сидела и слушала, как дворцовые музыканты играли полонез за полонезом — быстрые танцы в эту ночь нельзя было исполнять. Она пыталась выглядеть бодрой и радостной.
Но йот бал закончился, и Екатерина удалилась в спальные покои. В них полностью сменили внутреннее убранство, причем работы шли под надзором самой императрицы. Стены спальни были отделаны малиновым бархатом, а большую, высокую кровать украсили столбиками из гравированного серебра. Фрейлины сняли с Екатерины тяжелое свадебное платье и надели на нее мягкую отделанную кружевами ночную сорочку. Они расчесали длинные каштановые волосы невесты и, уложив ее в постель, потушили все свечи кроме одной. В опочивальне был полумрак перед приходом жениха.
Внезапно на Екатерину напал страх, и она стала умолять принцессу Гессенскую не уходить, но та отказалась. Придя в спальню, Петр должен был застать свою невесту одну, а не в обществе лиц, которым не пристало находиться здесь в такую минуту. Все ушли, и Екатерина лежала в постели, ожидая и терзаясь сомнениями, не в состоянии смежить веки. Бодрствование становилось все более тягостным. Прошел час, второй, но Петр не приходил. Что могло произойти? Что делать ей — вставать или лежать в постели? В смятении она вслушивалась в тишину, надеясь уловить звук приближающихся шагов. И наконец они раздались. Но когда дверь в опочивальню открылась, на пороге показался не Петр, а новая фрейлина Екатерины, мадам Краус, которая, смеясь, сообщила великой княгине, что ее муж ждет, когда ему подадут ужин. Отужинав, он присоединится к ней.
Часы пробили полночь. В голове Екатерины роились различные догадки и предположения, по большей части безрадостные. Казалось, прошла вечность, прежде чем дверь отворилась и на пороге возник Петр в расшитом серебром камзоле. Он чуть покачивался, а на его обезображенном лице застыла пьяная ухмылка. Наклонившись вперед, он неуверенными шагами преодолел расстояние от порога до кровати и, кое-как сорвав с себя одежду, рухнул рядом с ней. Через короткое время раздался его храп, и Екатерина, больше озадаченная, чем обрадованная, закрыла глаза и попыталась заснуть.
Глава 7
Способная на неожиданные решения и поступки, хитроватая, величественная, даже несмотря на свою тучность, императрица Елизавета была подобна колоссу в окружении пигмеев — придворных, которых она держала в постоянном страхе. Да, она могла быть щедрой и вызывать сочувствие или даже искреннюю привязанность, но это не убавляло робости в зависимых от нее людях, поскольку суть ее заключалась в противоречивости натуры: никто не знал, когда ее обворожительность и лучезарное настроение сменятся приступом неистового гнева, за которым следовали гонения и расправа.