Екатерина Великая

Екатерина и Понятовский были любовниками полгода с небольшим: в августе 1756 года его отослали назад в Польшу. Головные боли и тошнота начались у Екатерины вскоре после отъезда Станислава, и она полагала, что Понятовский оставил ее беременной. Она пустила в ход все свое влияние, чтобы его отозвали из Польши ко двору императрицы. Но на сей раз у нее были другие чувства. При расставании с Салтыковым преобладало отчаяние и боль уязвленного самолюбия. Причины же разлуки с Понятовским были совсем иными. Вдобавок на нее навалились тревоги и заботы, вызванные состоянием здоровья императрицы.

Несмотря на постоянное подташнивание и головные боли, Екатерина большую часть времени проводила за письменным столом. Она до глубокой ночи напряженно ждала бюллетеней из покоев больной Елизаветы. Она сама исполняла обязанности своего секретаря, читала документы, писала ответы, сносясь с верными людьми, покрывая лист за листом толстой писчей бумаги своим размашистым почерком. «С семи часов утра и до сего момента, — писала она Хенбери-Уильям-су, — за вычетом часов на обед я только и делала, что писала и читала документы. Разве нельзя сказать обо мне, что я государственный министр?»

Екатерина все больше чувствовала груз ответственности, который» вскоре может лечь на ее плечи. Несколькими годами раньше она взяла на себя управление голштинским владением мужа, который был рад избавиться от такой обузы. Екатерина же вникала во все дела и, распоряжаясь, входила во вкус власти. Теперь ей предстояло управлять целой империей — задача всепоглощающая и изнуряющая, особенно если учесть тогдашнее состояние Екатерины. Но эта цель и вдохновляла.

Закончив работу с документами, Екатерина принималась за другое дело — писала мемуары.

Ей исполнилось всего лишь двадцать семь лет, но ее жизнь была богаче событиями, чем у шестидесятилетних женщин. Почти половину ее она провела в России, борясь с суровым климатом и враждебным отношением двора. По предложению Хенбери-Уильямса она пыталась перенести на бумагу воспоминания о своем детстве, о том, как развивался ее ум и характер, о своем замужестве. Эго был такой род деятельности, который годился как раз для нее. Развитое чувство самоуважения, достоинства, разум — всем этим качествам, которые поддерживали ее в долгих испытаниях, — предоставлялось теперь слово.

Дни становились все короче, погода холоднее. Сквозняки хозяйничали в спальне старой императрицы, которая лежала бледная и неподвижная под горой меховых покрывал. Прошла неделя. Изношенные легкие все еще гнали через себя воздух, в ссохшемся горле что-то булькало, свидетельствуя о жизни, упрямо тлевшей в теле Елизаветы. Старухи, бессменно дежурившие у смертного одра, начали многозначительно переглядываться и перешептываться.

Прошла еще одна неделя, и придворные вельможи, чьи нервы были истрепаны долгим, тревожным и напряженным бодрствованием сутками напролет, разошлись отсыпаться, предварительно строго-настрого приказав своим слугам разбудить их непременно, если случится что-нибудь важное. Шуваловы, почуяв, что ветер подул с другой стороны, выдали своим сторонникам вознаграждение и распустили их, наказав явиться по первому же зову.

Петр все еще был полон страхов, однако его легко было отвлечь и заставить позабыть о них, если появлялась женщина, способная обратить на себя его внимание. Вот и теперь он начал флирт с племянницей Разумовских, мадам Тепловой, и пригласил немецкую певичку Леонору пообедать с ним наедине в его покоях. Головные боли у Екатерины постепенно исчезали, а затем — к ее огромному облегчению — появились безошибочные признаки того, что она не забеременела от Понятовского.

Лейб-медик Кондоиди был на пределе истощения физических и духовных сил. Его пациентка отказывалась умирать. Жестокие приступы кашля по-прежнему сотрясали грудь императрицы, но ее лицо обрело оттенок розоватости, и она открыла глаза. Бескровная бледность — знак смерти, замахнувшейся своей косой, — уступила место слабому румянцу. Здоровье Елизаветы пошло на поправку. Кондоиди вынужден был признать, что она, вероятно, выздоровеет.

Деревенские знахарки и ворожеи победно закивали друг другу и показали на небо. В конце концов они оказались правы, а доктор ошибся. Каждый вечер они стояли у окон спальни императрицы, вглядываясь в темноту и ожидая восхода луны.

Глава 14

Петр встретил настоящую любовь. Устав соблазнять светских девиц, развратных придворных дам и невинных юных служанок, он обнаружил родственную душу в Елизавете Воронцовой, самой некрасивой и злонравной из всех фрейлин Екатерины, и отдал ей свое сердце и нежные чувства.