Екатерина Великая

— Хорошо рассказываешь, Захар Григорьевич, — тихо говорит Государыня. — Тебя заслушаться можно. У тебя и Пугачев красавцем выходит в народном духе… Башкирский маркиз… Маркиз Пугачев.

Она задумывается, вспоминает раннюю свою юность и как первый раз у Есмани увидала она казаков, их коней и услышала дремотные их песни в степи.

— Да, дела, — говорит она и вздыхает. — Одно непонятно моему женскому уму, Захар Григорьевич. Назначила я тогда генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова командовать войсками противу Пугачева, и тот Бибиков прогнал злодея из-под Казани, освободил Оренбург и двадцать четвертого марта разбил Пугачева наголову под Сакмарой. Злодей потерял все взятые им по разным городкам пушки, четыреста человек — писали мне — было убито у него, да три с чем-то тысячи в плен взято. Пугачевский Воронцов тогда в плен нам попался. Сам Пугачев — мне тогда Бибиков доносил — с четырьмя заводскими мужиками бежал к Пречистенской, а оттоле на Уральские заводы. Конец Пугачеву! Михельсон, генерал, разбил тебя, пугачевского графа Чернышева, у Зубовки, двадцать пять пушек взяли от тебя, освободили Уфу. Мансуров занял Илецкий и Яицкий городки. Полнейший разгром! И вдруг… Пугачев как ни в чем не бывало, оказывается на Белорецких заводах. Пугачев у Магнитной, у Челябинска — везде Пугачев… C'est epouvantable!.. Михельсон, Фрейман, Декалонгс ног сбиваются, гоняя злодея по степям… Пугачев у самой Казани!.. C'est miraculeux! (Это ужасно!.. Чудеса!.. (фр.)) Что он?.. Феникс?..

— Это, Ваше Величество, не Пугачев делал, — мягко говорит Панин. Он смотрит вниз и пухлыми белыми пальцами тасует карты. — Народ сам поднимался по всему громадному Заволжскому краю за землю и волю, которые им обещал император Петр Федорович. Ваше Величество, покойный супруг ваш, оказав милости раскольникам и даровав вольности дворянам, посеял семена этого мятежа — вам досталось пожинать жатву.

— Земля и воля!.. Где же давал злодей эту землю и волю? Весь край был объят пожарами и залит кровью. Расскажи, Захар Григорьевич, что творилось в Бердах. Пусть Никита Иванович послушает, на что способен народ под таким управлением, какое было у Пугачева.

Государыня смотрит на Панина и на старого Воронцова, и ей кажется, что не столько возмущены они Пугачевым, как напуганы и восхищены. Ай, молодец! Их точно страшит и чарует человеческая кровь. И что, если бы вот сейчас в этот зал вошел бы Пугачев в бобровой шапке и при сабле?.. Сам пьяный и с ним пьяная ватага мужиков… Что они?.. Не поклонились бы ему?.. Не оставили бы ее для него?.. Какие страшные мысли!.. Не будь у нее этого славного маленького Суворова, не будь Михельсона, Бибикова, Петра Ивановича Панина с их лихими драгунами, кто знает, не сидел бы Пугачев в державном Петербурге и не кланялись бы ему земно все эти вельможи, ею обласканные?.. Может быть, и в Петербурге стало бы как в Бердах, казацком пугачевском стане! Господи, как все ненадежно в этом мире!..

— Расскажи нам про Берды, — повторяет Государыня и смотрит в угол скудно освещенной гостиной.

XXXVI

— В Бердах Пугачев собрал толпы казаков и крестьян в пятисотенные полки, назначил десятников и сотников. Все устроил, как было в денисовском полку, где он служил. За побег назначил смертную казнь бежавшему, когда его поймают, и десятнику, как только побег обнаружится, за то, что недосмотрел. Кругом по степи поставил караулы, послал разъезды и сам днем и ночью поверял бдительность службы.

Государыня вздохнула.

— Да, — сказала она. — Это не плац-парады на гауптвахтной площадке у Зимнего дворца. Видно, маркиз Пугачев понимал военное дело.

— Каждый день в полках шли ученья. Не довернешься — бьют, и перевернешься — бьют. В церкви служили обедни и поминали Государя Петра Федоровича и супругу его Государыню Екатерину Алексеевну. Пугачев ездил верхом по базару и по бердским улицам и бросал в народ медные деньги. Тут же награбил — тут же и роздал. Нравилось это народу. На крыльцо избы, где он стоял, выносили кресло, и Пугачев садился на него чинить суд и расправу. По сторонам становились казаки — один с булавою, другой с серебряным топором.

— Точно… Как в сказке!..

— Да так и было — и эта-то сказка и нравилась народу. К Пугачеву приводили захваченных офицеров, помещиков, помещичьих жен и дочерей. Женщин Пугачев отдавал на поругание разбойникам.

— Нравилось, конечно…

— Овраги около Бердов были завалены трупами расстрелянных, удавленных и четвертованных помещиков. Их не хоронили. Собаки и вороны препирались о них. Смертным духом несло по улицам Бердов.

— От нас, Государей Божией милостью, требуют отмены смертной казни, но как восхищены, тогда найдется, кто казнит народ массами… За границей портреты Пугачева печатаются. Народный герой!..

Маленькая ручка Государыни стала опять похлопывать по карточному столу.

— Крестьяне казненных помещиков получали волю. Им некому стало служить, не на кого работать. И так, как в Бердах, было везде, куда приходил Пугачев,

— И что же?.. Все так ему и покорялись?..