Екатерина Великая

Ясным осенним утром 13 сентября 1762 года, когда еще по-летнему пригревало солнце, но деревья уже подернулись первой желтизной, в старую столицу через триумфальные ворота, устроенные на Тверской улице, въехал раззолоченный царский «поезд». Вереница карет и экипажей тянулась от Земляного рода до Белого, из-за колокольного звона невозможно было расслышать собственного голоса, толпы по-праздничному разодетых людей по обеим сторонам улиц гудели, как морской прибой. Первопрестольная встречала новую императрицу, которая через полтора месяца после совершенного переворота прибыла в Москву для коронации.

Среди сопутствовавших царской карете экипажей придворных москвичи с удивлением замечали ехавшие в общем строю великолепные повозки знатных вельмож, находившихся в милости во время прежних царствований. Это было необычно. Как правило, любимцы и сотрудники старых государей теряли право появляться при дворе и немедленно отправлялись если не в Березов, то уж по крайней мере в отдаленную деревню под строгий надзор. На этот раз все было иначе. Вот проехала карета канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, чья племянница Елизавета Романовна была фавориткой свергнутого императора Петра III. Вот триумфальные ворота миновал экипаж старого фельдмаршала Бурхарда Христофора Миниха, возвращенного из ссылки и обласканного прежним государем. А вот показались кареты братьев Разумовских, поднятых Елизаветой из самых низов малороссийского казачества. Правда, Алексей Григорьевич и Кирилл Григорьевич всегда хорошо относились к великой княгине Екатерине Алексеевне, но многим казалось, что звезда знаменитых братьев должна вот-вот закатиться.

Молодая императрица, как и прежде, в годы своего грустного замужества, нуждалась во всех, кто мог ее поддержать. В силу своего характера и воспитания она иначе относилась к людям, чем это было принято у ее предшественников. Принцип уважения достоинства окружающих, естественный для Екатерины в частной обстановке, теперь, когда она вознеслась на недосягаемую высоту, превратился в один из принципов ее политики. Об этом не говорили, не издавали манифестов, не подчеркивали в указах, просто сама манера поведения императрицы на глазах меняла привычный стиль взаимоотношений в русском дворянском обществе.

Графу Алексею Григорьевичу Разумовскому предстояло играть заметную роль на коронации новой императрицы: нести корону во время обряда венчания на царство. Но тайная миссия, выпавшая бывшему фавориту Елизаветы в теневой политической игре, была куда важнее. Вокруг его имени завернулась спираль одной из крупнейших политических интриг начала нового царствования.

«Госпожа Орлова»

За глаза Разумовского называли тайным мужем покойной императрицы. Семейные предания рода Разумовских, записанные в XIX веке историком А. А. Васильчиковым^[725], а до этого использованные автором монографии о царствовании Елизаветы Петровны А. Вейдемейером^[726], гласят, что венчание состоялось осенью 1742 года в подмосковном селе Перово. Обряд совершил духовник императрицы Дубянский.

В трудной политической борьбе, которая развернулась сразу после переворота между партией, поддерживающей притязания Екатерины, и партией, пытавшейся передать престол ее сыну Павлу, Орловы одержали победу. Однако знаменитые братья, вступая в заговор, тешили себя надеждой, что императрица, получив корону, решится на венчание с Григорием Григорьевичем. После коронации, состоявшейся 22 сентября, настало время платить по счетам.

Возвращенный Екатериной из ссылки бывший канцлер Бестужев-Рюмин (некогда первый помощник и советник Разумовского) сблизился с Орловыми, стараясь найти в них новую политическую опору. Именно он осторожно поведал фавориту историю брака Елизаветы и простого малороссийского казака. Понятовский, часто беседовавший с канцлером в 1757–1758 годах, сообщал: «Сам Бестужев неоднократно настаивал на том, чтобы Елизавета объявила публично о своем тайном браке с Разумовским — империи нужен был наследник по прямой линии. Канцлер вдвойне был в этом заинтересован: он надеялся заслужить благодарность Разумовского, много в ту пору стоившую, и хотел удалить от трона принца Голштинского (Петра Федоровича. — О. Е.)»^[727]. Теперь, на рубеже 1762–1763 годов, сменились декорации, даже люди, но не тактика старого вельможи. Алексей Петрович жаждал «заслужить благодарность» Орлова и «удалить от трона» Павла, «личные качества которого никак не соответствовали интересам империи, а происхождение могло способствовать новым переворотам». Эти слова, сказанные об отце, вполне подходили и к сыну.