Екатерина Великая

Вскоре после переворота между нею и Вольтером завязалась переписка. Сначала она велась полуанонимно: императрица выступала от имени своего библиотекаря, философ — от имени некоего «племянника аббата Базена»^[852]. Они как бы пробовали почву, не очень уверенные в том, что обмен посланиями продлится долго.

Зачем вообще понадобился эпистолярный диалог? Помимо интеллектуального интереса Екатерина преследовала и прагматические цели. В глазах общественного мнения, на которое влиял ее корреспондент, она оставалась узурпатором, не имевшим прав на корону. Правам юридическим императрица противопоставила права духовные, сделавшись кумиром просвещенной публики. Она достойна занимать престол, потому что ведет свою страну к тем ценностям, которые выработаны западной политической мыслью, но отвергнуты западными монархами.

Екатерина никогда не забывала о том, что Людовика XIV и Фридриха II называли Великими не только за их государственные и военные успехи, но и за покровительство науке и литературе^[853]. Императрица показывала, что готова отложить в сторону скипетр и корону, чтобы взять свиток законов. Она предложила изгнанным из Франции энциклопедистам продолжить публикацию «Энциклопедии» в России. Это был широкий жест, сразу вызвавший восхищение у поклонников Просвещения. Дидро писал по этому поводу своей приятельнице госпоже Волань: «Нам предлагают полную свободу, покровительство, почести, деньги, блестящее положение, что скажете Вы на это? Во Франции, стране образованности, науки, искусства, хорошего вкуса, философии, нас преследуют, а там… в ледяных пустынях Севера, нам дружески протягивают руку»^[854]. Почти с теми же словами обращался к самому Дидро Вольтер: «Ну вот, прославленный философ, что скажете Вы о русской императрице? В какое время мы живем? Франция преследует философию, скифы ей покровительствуют»^[855].

Екатерина превратилась во Франции в монарха людей мыслящих. В первые годы ее царствования версальский кабинет отказывался признавать за «узурпаторшей» императорский титул. Каково же было Людовику XV и его министрам наблюдать, как читающая публика вслед за запрещенными писателями прославляет русскую императрицу и утверждает, что «свет в Европу приходит с Севера»?

Ожидая осуществления своих идей «сверху», просветители жаждали появления королей-философов, которые, основываясь на началах разума, преобразуют мир. «Велением судьбы, — писал Гольбах, — на троне могут оказаться просвещенные, справедливые, мужественные и добродетельные монархи, которые, познав истинную причину человеческих бедствий, попытаются исцелить их по указанию мудрости»^[856]. Дидро, отвечая на сомнения Гельвеция, придет ли такой необычный монарх, писал: «Он придет когда-нибудь, тот справедливый, просвещенный и сильный человек, которого Вы ждете, потому что время приносите собой все, что возможно, а такой человек возможен».

Общаясь с друзьями-философами, Екатерина никогда не выпускала из виду материальную сторону. Ведь на нее смотрели не только как на коронованную ученицу, в ней видели подательницу всяческих благ, недаром на аллегорических картинах того времени у ног монархов всегда изображался рог изобилия. Узнав, что Дидро нуждается в деньгах, императрица купила в 1765 году его библиотеку и оставила книги в пожизненное пользование владельца, назначив его библиотекарем с жалованьем 1000 ливров в год. Сумма была выплачена на 50 лет вперед, а для энциклопедиста приобрели дом в Париже.

Пригласив Д’Аламбера стать воспитателем наследника Павла Петровича, Екатерина предложила ему жалованье в 1000 ливров в год и статус посла иностранной державы при ее дворе. «Если же Вам трудно расстаться со своими друзьями, — писала императрица, — Вы можете забрать их всех с собой. Я обещаю сделать для них все, что в моих силах, и возможно, они будут здесь более свободны и счастливы, чем у себя на родине».

Делать подобные предложения было относительно безопасно, поскольку мало кто из людей с именем и положением пустился бы в далекий путь, чтобы поселиться в «варварской» стране с суровым климатом, «диким» народом и отсутствием привычного комфорта. Д’Аламбер отклонил приглашение, но принял пенсион и до конца дней оставался ревностным защитником интересов Екатерины на международной арене. Положение полуофициального представителя России за рубежом обрел известный критик и философ барон М. Гримм. Он неоднократно приезжал в Петербург, был избран почетным членом Российской академии наук, помогал Екатерине с приобретением научных и художественных коллекций. Императрица поддерживала с ним многолетнюю дружескую переписку. Служба Гримма была щедро вознаграждена званием статского советника, орденом Святого Владимира, драгоценными подарками и солидными денежными пожалованиями^[857].

Удивительно ли, что после таких милостей просветители, как некогда елизаветинские старушки, которым великая княгиня посылала фрукты на именины, воздавали «хвалу» ее «уму и сердцу»?