В конце 1774 года императрица Екатерина тайно — возможно переодетая в чужое платье — отправилась в маленькую церквушку Святого Самсона на темной окраине Петербурга, взяв с собой одну-единственную даму. Там она встретилась с Потемкиным, компанию которому составляли один из его племянников и гофмейстер из дворца. Появился поп, и церквушка на час с лишним закрылась. Эго время понадобилось для выполнения одного обряда. Обряда венчания.
Невеста с седыми волосами, горящими глазами и светящимся от радости лицом стояла неподвижно, пока ее шафер трижды не пронес над ее головой золотой венец. Жених, высокий и могучий, единственным здоровым глазом уставился на мерцавшие на иконостасе золотые иконы. Каждый раз для возложения венца ему приходилось склонять голову. Пропел хор, молодые получили благословение и были отпущены с миром.
Нельзя с уверенностью утверждать, что Екатерина со своим возлюбленным Потемкиным на самом деле венчались, но и отрицать тоже нельзя. В своих записках ему она часто называла себя его женой, а его — «дорогим мужем». В одном из писем, написанном в 1776 году, говоря о себе в третьем лице, она застенчиво спрашивала: «Разве не была она связана с тобой священными узами два года назад?».
Екатерина знала, что императрица Елизавета вступила в брак со своим любовником Алексеем Разумовским и что у Разумовского была соответствующая бумага. Однако, когда брачный документ стал угрожать бесчестьем доброму имени покойной императрицы, он сжег его.
Прошло всего несколько лет с тех пор, как Екатерина отказалась вступать в брак с Григорием Орловым, оставив того с обидой в сердце. Но Потемкин — это не Орлов. Он сочетал в себе идеального любовника, товарища по уму и взглядам и будущего участника в делах управления государством, о котором она так долго и страстно мечтала. В нем было все, чего недоставало ей, и даже больше.
Екатерина как никогда нуждалась в поддержке Потемкина, так как государство еще не вполне оправилось от жестоких испытаний, вызванных крестьянской войной. Эта война угрожала ее собственной безопасности. Восстание начало разрастаться и вскоре приобрело пугающие масштабы, выйдя за рамки местных волнений среди живущих в пограничных районах народов. Против своих хозяев, провозглашая себя свободными, поднимались десятки тысяч крестьян по всей России — от восточных до юго-западных окраин. Они не желали больше подчиняться старым порядкам, которые обязывали их работать на помещиков. Воодушевленные словом оправившегося после поражения Пугачева, отряды крестьян, вооруженных топорами и ножами, дубинками и кольями, врывались в дома дворян и устраивали кровавые погромы, грабя и убивая их обитателей.
У своих жертв они отрубали голову, руки и ноги, выставляя на всеобщее обозрение изуродованные тела. Женщин сначала насиловали, а потом тоже убивали. Безжалостно расправлялись и с детьми, оставляя их умирать возле убитых родителей. Пощады не было никому — ни старому, ни малому, ни монахам, ни священникам. Имения поджигались, храмы подвергались разграблению и разрушению, амбары и надворные постройки предавались огню. На смену традиционной богобоязненности, столь характерной для русского крестьянства, пришли богохульство и кощунство. Повстанцы выдалбливали глаза на святых иконах, оскверняли алтари, обезображивали картины, написанные на религиозные темы, забирали церковные сосуды. Вместе с тем от рук бунтовщиков пали тысячи невинных, многие тысячи остались без куска хлеба и крова и средств к существованию.
Лето шло, а волна бесчинств и насилий продолжала расти и шириться. Горожане в страхе перед налетами крестьянских шаек искали спасения в бегстве. По Москве ходили слухи, что Пугачев с двадцатью тысячами своих разнузданных приверженцев взял Казань, разграбил и сжег ее дотла. Москвичи боялись, что и их город в скором времени будет осажден бунтовщиками. Лазутчики Екатерины доложили ей, что Пугачев нанял убийц для расправы над ней и ее сыном. Время шло, и ей уже начало казаться, что войско, посланное ею, не сможет подавить мятеж.
Наконец в конце августа волну бунта удалось повернуть вспять. Правительственные войска окружили повстанцев и многих взяли в плен. Все причастные к убийствам и кровавым расправам были казнены. Наказания были столь же жестокими, как и преступления. Это было возмездие. Пострадали целые деревни. В отдельных из них повешен был каждый третий житель, а всех остальных выпороли и изувечили. Не было ни одной деревни, где бы солдаты не возвели колеса для пыток или виселицы. После себя они оставляли канавы, заваленные окровавленными трупами. К несчастью, беспощадная расправа с мятежниками совпала с неурожайным годом на всему Поволжью. К людским страданиям, вызванным небывалыми жестокостями, добавился голод. Самозванец, предводитель бунта Пугачев, выданный своими сообщниками, был схвачен и в железной клетке привезен в Москву.