Екатерина Великая

Недостатки, о которых писали современники, связаны с двумя обстоятельствами. Первое и главное состояло в том, что Военная коллегия находилась в столице империи, а ее президент бывал в Петербурге лишь наездами, то и дело переезжая из одного пункта обширного наместничества в другой, что, разумеется, не способствовало укреплению дисциплины ни в учреждении, ни в армии. Кроме того, рутинная канцелярщина противоречила натуре князя, питавшего пристрастие к живому делу, результаты которого видны невооруженным глазом.

И все же Потемкин оставил о себе добрую память, прежде всего среди солдат, введением новой формы одежды. В марте-апреле 1783 года он, еще будучи вице-президентом Военной коллегии, подал императрице записку с обоснованием необходимости избавить солдат от одежды, стеснявшей движения, плохо защищавшей тело от непогоды и требовавшей огромных усилий для содержания ее в надлежащем порядке. Речь шла о косах, шляпах, клапанах, обшлагах, а также о ружейных приемах. «Словом, — заключал князь, — одежда войск наших и аммуниции таковы, что придумать почти нельзя лучше к угнетению солдата, тем паче, что он, взят будучи из крестьян, в 30 почти лет возраста узнает узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих».

Потемкин отметил и конкретные недостатки отдельных элементов экипировки: шляпа негодна, ибо «головы не прикрывает и, торча во все стороны, озабочивает навсегда опасность, чтоб ее не измять»; лосиные штаны в коннице выдаются на такой длительный срок, что солдат, чтобы сохранить их, должен был приобретать суконные, расходуя собственные деньги из своего скудного жалованья; сапоги настолько узки, что их с трудом надевают и с еще большими трудностями снимают, в особенности, если они в непогоду намокли.

«Завивать, пудриться, плесть косы, солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрой, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал, то готов». Новая форма одежды и туалет не должны изнурять солдат, вводить их в дополнительные расходы на приобретение пудры, помады, лент, краски и прочего. Все это привнесено в русскую армию иноземными офицерами, равно как и муштра, в результате которой солдаты, «занимая себя таковой дрянью, не знают самых важных вещей: разных построений и оборотов» [427].

Потемкину принадлежит слава основателя Черноморского военно-морского флота. Первый линейный корабль «Слава Екатерины» был спущен на воду в 1781 году. По поводу названия корабля между князем и императрицей состоялся обмен мнениями. «Это наименование я берусь оправдать и в случае действительном», — писал Потемкин, обращаясь к Екатерине с просьбой назвать корабль ее именем. Императрица отвечала: «Пожалуй, не давай кораблям очень огромные имена, чтобы слишком знаменитые имена не стали бы в тягость и чтобы не было слишком затруднительно выполнять им подобную карьеру; впрочем, как хочешь с именами; держи узду в руках, потому что — лучше быть, чем казаться и не быть».

На верфях Херсона, Таганрога и Севастополя сооружались линейные корабли и фрегаты. В короткие сроки флот стал представлять грозную силу, которую Потемкин демонстрировал Екатерине во время ее пребывания в Севастополе. Князь облюбовал бухту близ татарской деревни Ахтиар и превратил гавань, лучше которой не было, по его мнению, во всем свете, в стоянку Черноморского флота, названную им Севастополем. Укреплять Севастополь Потемкин начал сразу же после присоединения Крыма к России.

Кажется, менее всего Потемкин Таврический прославился в качестве полководца. Когда началась русско-турецкая война 1787–1791 годов, Григорию Александровичу пришлось выполнять непривычные для него обязанности главнокомандующего русскими войсками. Если бы его не окружали блестящие полководцы, среди которых первенствовали А. В. Суворов и П. А. Румянцев, если бы князя не поддерживала и не воодушевляла императрица, когда тот пребывал в растерянности, то ход военных действий мог принять совсем иной оборот. В самом начале войны Екатерина заверила фельдмаршала в полном к нему доверии и готовности защищать его от нападок — «чтоб тебе никто и ничем помеху не сделал, ниже единым словом. И будь уверен, что я тебя равномерно защищать и оберегать намерена, как ты меня от неприятеля…» [428].