Где же этот крымский волшебник, исполин, богатырь, где эта горячая голова? Окруженный армией прислуги в 700 человек, полудюжиной любовниц, оберегаемый Браницкой, какой-то подавленный, скверно настроенный господин проводит свои дни за пустыми забавами, которые ему самому прискучили. Принц де Линь тоже скучает. Что прикажете делать, когда нет дерева, а в этой проклятой Богом местности не растет лес. Потемкин приказал доставить дерево из своих польских лесов, заказал порох в Г олландии - вот и все. Хочешь не хочешь, а остается только ждать и как-нибудь задерживать врага. Если австрийский гость становится уже слишком навязчив, Потемкин устраивает появление запыхавшегося курьера, докладывающего о никогда не бывшей победе на Урале. А помимо этого - женщины, карты, алкоголь.
Наконец-то прибывают лес из Польши и порох из Голландии. Но Потемкин все еще медлит. Дело не в Очакове. Очаков ведь только промежуточная станция на пути великого похода Александра Македонского, обещанного им Екатерине.
Де Линь получает каждую неделю все более настоятельные депеши от Иосифа II, который, в свою очередь, выжидает со штурмом Белграда до тех пор, пока турки окажутся отвлеченными наступлением русских войск.
"Что же с Очаковом?" - допытывается Иосиф у принца, а тот у фельдмаршала. Летом ведь говорили, что не понадобится и восьми дней для взятия этой старой полуразвалившейся крепости.
"Что с Очаковом?" - спрашивает и Екатерина в каждом письме. Потемкин уклоняется от разговоров с принцем и оставляет письма императрицы без ответа.
Потемкин давно уже, в сущности, больной человек. Его безалаберный образ жизни, его оргии подорвали этот исполинский организм. Но парализует... страх. Он опасается поражения. Его восхождение было слишком молниеносно для того, чтобы поражение не отразилось слишком роковым образом на его карьере. Он напоминает альпиниста, с которым приключилось головокружение непосредственно перед моментом, когда предстоит взобраться на самую верхушку горы, и который
цепляется за выступ скалы, потому что не решается двинуться дальше и потому что обратный путь отрезан.
Он боится и смерти. Он не тот хладнокровный солдат, каким был Орлов, его отношение к смерти, как у всех людей, обладающих пылким воображением, носит очень сложный характер. Под военным мундиром он носит на шее ладанку, а в его спальне висят многочисленные иконы, перед которыми он молится утром и вечером. Он вел греховную жизнь, ведет ее еще и сейчас, но никогда не переставал надеяться на то, что на его долю выпадет еще несколько лет, в течение которых ему удастся замолить свои грехи в монастырском уединении и снискать милость Божию. Он не хочет умереть в этом походе.
При таком малодушном и подавленном настроении первый действительно серьезный удар не может не подействовать на него уничтожающе: его любимое детище, новый черноморский флот, при самом выходе из гавани попадает в бурю и в значительной части погибает. Потемкин не только прощается со всеми своими грезами насчет Византии, он даже пишет Екатерине, что придется очистить Крым, являющийся очагом постоянно новых восстаний и связывающий, таким образом, большое количество войск.
- Ты это написал, должно быть, под первым впечатлением, - отвечает ему Екатерина, - когда думал, что весь флот уничтожен. Ведь буря-то, вероятно, не нас одних потрепала. Куда же нам девать остаток флота, если мы очистим Севастополь? И как можем мы добровольно отказаться от тех огромных преимуществ, которых добились в мирное и военное время? Ради Бога, брось эти мысли! Если кто-нибудь сидит верхом на лошади, то не вздумает ведь он слезать для того, чтобы держаться за хвост! Было бы лучше, если бы ты отказался от плана наступления морем и выступил против Очакова.
Очаков, опять Очаков, вечно этот Очаков! Потемкин меньше чем когда-либо способен теперь решиться на штурм крепости. Он все больше жаждет покоя, безответственности. Он просит Екатерину снять с него верховное командование и позволить ему уйти в монастырь. Теперь поражение кажется ему уже неизбежным, и бегство представляется единственной возможностью его избежать.
Но Екатерина из другого теста, чем он. В хорошие дни она вместе с ним предавалась волшебным грезам, она поддавалась влиянию его фантастического оптимизма, но теперь она в состоянии справиться с ударами судьбы. Ее вера в свою счастливую звезду и ее вера в Потемкина непоколебимы. Она пишет ему ряд нежных писем, в которых удивительно искусно поддерживает его упавшее мужество, доказывает, что все поправимо и что только он способен добиться желанных результатов.
А ей и самой теперь необходим колоссальный запас мужества. Неудачи сыпятся одна за другой, и катастрофа начинает казаться неизбежной.