Екатерина Великая. Биография

София, разумеется, тоже позабыта. Да она ведь пока ровно ничего собою и не представляет. Для высокой политики, для Фридриха, для Елизаветы, для Бестужева она является просто безличной немецкой принцессой и только. Ее мысли, ее чувства, ее характер никому не известны и никого не интересуют. Ее брак должен послужить звеном не между нею и Петром, а между Пруссией и Россией, звеном, которого одни желают, а другие опасаются. Таким образом, еще до того момента, как она покидает Германию, у нее уже есть в России и друзья, и враги, одинаково много о ней знающие, а на самом деле – ничего.

В пятницу, 16 января, покидают наконец Берлин. Согласно инструкциям Российской императрицы, свита будущей наследницы престола по возможности немногочисленна: гоф-фрейлина Каин, камеристка Латторф и трое слуг. Все и всё, то есть семья, свита, багаж и припасы для трехнедельной поездки помещаются в трех каретах.

В Шведте-на-Одере князь Христиан-Август расстается со своей дочерью, которую ему никогда больше не суждено увидеть. При этой разлуке София заливается горькими слезами. В те времена плакали и по гораздо менее важным поводам, хороший тон просто предписывал при известных условиях проливать слезы, и каждая благовоспитанная девица умела это делать. "Ее молодость вскоре одержала верх над ее унынием", – докладывает княгиня в своем первом письме к мужу. Она пишет ему ежедневно, с каждой почтовой станции, с такой обстоятельностью и такой очевидной заботой об изяществе стиля, что можно не сомневаться в том, что письма эти предназначались не только для супруга, не только для более широкого круга семьи, но и для потомства.

Иоганна путешествует под именем графини Рейнбек с дочерью, и на всех станциях находит заготовленных на это имя лошадей. И все же в каждом письме своем она жалуется на неудобства поездки. Ее жалобы, впрочем, вполне основательны. Почтовая дорога Берлин-Петербург отвратительна, она уже и летом в достаточной мере плоха, а зимой до того ужасна, что ею пользуются одни только курьеры. Редкие путешественники – кто тогда вообще ездил из Берлина в Петербург? – предпочитают пользоваться водным путем. Но путешествие водою должно отнять больше времени, а княгиня торопится. Ей не везет: в этом году еще не выпал снег, так что нельзя ехать в санях. Тяжелые рыдваны подскакивают на неровных камнях, едва пробираются через липкую грязь. С раннего утра до поздней ночи женщинам дует в лицо ледяной ветер, так что они вынуждены напялить на головы шерстяные маски.

София впоследствии почти не вспоминает о неудобствах поездки, хотя ее ноги до того распухают от мороза, что в иные дни ее приходится вносить по утрам в экипаж на руках. Она ни на что не жалуется, ее, должно быть, все приключения и непривычная обстановка этой поездки скорее занимают, чем угнетают: ей четырнадцать лет, она совершенно здорова, преисполнена любопытства и жажды новизны, а кроме того – едет ведь навстречу волшебному счастью!

Стужа со дня на день увеличивается, подвигаются все дальше на север, но снег, жадно жданный снег все еще не выпадает. К экипажам сзади привязаны сани – на тот случай, если снег все же покажется, но как ни пронзительно дует северный ветер, с неба не падает ни одна снежинка, сани только замедляют темп поездки и придают маленькому каравану смешной вид. С утра до вечера едут по отвратительным дорогам, иногда переправляются через замерзшие озера и речки – впереди выступают рыбаки, чтобы проверить прочность льда, – или пользуются паромом, и снова монотонная езда, часы за часами, дни за днями. После Мемеля почтовых станций вообще больше нет приходится нанимать лошадей у мужиков, а лошадей требуется две дюжины, иначе совсем с места не сдвинешься. Шестого февраля добираются наконец до Митавы – шесть километров от русской границы.

Здесь можно денек передохнуть, потому что отсюда отправляется курьер в Ригу, чтобы доложить о приближении гостей. Здесь же приветствует путешественниц и первый русский – полковник Воейков и провожает их на следующий день до границы. Между Митавой и Ригой встречаются они с бывшим послом, а впоследствии гофмаршалом Семеном Нарышкиным, который официально приветствует их от имени императрицы. Он передает княгине письмо от Брюммера, в котором осторожный обер-гофмейстер, между прочим, напоминает Иоганне, чтобы она, Бога ради, не забыла поцеловать руку императрицы.

В 2 часа дня приближаются к Риге, этим воротам в Россию, и, как по мановению волшебного жезла, открывается сказочное царство.