Екатерина Великая. Биография

Вполне естественно поэтому, что она производит на Софию совершенно потрясающее впечатление, и что влияние, которое она имеет на девочку, гораздо большее, чем хочет признать впоследствии Екатерина. Невзирая на недостаток образования, на свое полуварварство, свои капризы и проявления истеричности, Елизавета подлинный, величавый по заложенным в нее возможностям кусок живой природы. Хотя цербстские гостьи и знают уже Фридриха II, стоящего значительно выше Елизаветы в отношении ума, Елизавета, несомненно, является самым интересным из когда-либо встреченных ими экземпляров человеческой природы.

"Наша дочь пользуется большим успехом, – пишет княгиня восемь дней спустя своему супругу в Цербст, – императрице она очень нравится, а наследник любит ее. Бестужев вне себя. Все идет превосходно – и дело сделано".

Великий князь любит Софию – утверждает княгиня. Так ли это? Нет, разумеется, это пока неверно. Да и как могло бы развиться с такой быстротой чувство любви? Гораздо важнее было бы установить, ощущают ли эти двое Детей (ведь они оба еще, в сущности, дети), предназначенных волею Елизаветы стать супругами, внутреннюю готовность приспособиться друг к другу, быть нежными, полюбить друг друга.

Что касается Софии, тот этот вопрос может без всяких сомнений быть разрешен в утвердительном смысле.

Пусть даже ее желание понравиться Петру и полюбить его имеет своим исходным пунктом исключительно тот факт, что он престолонаследник и в будущем правитель великого Российского государства, – относительно ее доброй воли стать ему лучшей из жен не может быть в настоящий момент ни малейшего сомнения. Петр являет собой воплощение всех ее честолюбивых замыслов, и так как ее сердце вполне свободно, то она, естественно, склонна подарить его тому, в чью сторону влечет ее честолюбие.

Но как относится Петр к предстоящему браку? При первой встрече с Софией, на глазах гофмейстера, он, правда, сказал ей несколько ласковых слов. Но при первой же интимной беседе, которая им разрешается, он сообщает Софии, что, в сущности, влюблен в одну из прежних фрейлин Елизаветы и охотно бы на ней женился, если бы только тетя разрешила. Что означает это признание, которое, разумеется, мало способствует созданию добрых отношений между будущими женихом и невестой? Это невозможно себе уяснить, если не составить себе прежде всего надлежащего представления о занимаемом Петром положении и его характере.

Петр отнюдь не полукретин или злодей, которым его часто изображают. Он просто посредственный, дюжинный человек, поставленный перед слишком большой, непосильной ему задачей. Это началось еще в Гольштинии, где у него украли детство, возложив на него всевозможные обязанности представительства. Счастливым он себя ощущал только на плацу для воинских упражнений. Военный мундир, этот символ мужественности и силы, кажется этому слабенькому мальчику высшим счастьем.

Его ум вполне отвечал только требованиям казарменного двора. Он являл собою добропорядочного среднего фельдфебеля и на подчиненном посту всегда отлично справился бы со своей ролью. Но судьба захотела иного. Мальчику улыбался то шведский, то российский престол, и поэтому его заставляли учиться то по-шведски, то по-русски – в конце концов он ничему не учился. Разве ей хотелось быть монархом? Командование полком сделало! бы его счастливым. Но целое государство? Когда он прибыл в Россию, Елизавета, сама не блиставшая образованием, поражалась тому, как незначительны его познания! Она поручила его саксонцу Стелину, который лез из кожи, чтобы внедрить будущему престолонаследнику хоть самые? необходимые сведения, не слишком его перенапрягая. Петр не делал ни малейших успехов ни в русском языке, ни в истории, ни в каких бы то ни было науках.

Суть была, конечно, не в том, чтобы изучить русский язык. Даже при своих средних способностях Петр, разумеется, подобно всякому другому юноше, мог бы с течением времени усвоить его. Но во время каждого невинного урока он ощущал, что преподаватель ставит ему более важную задачу: подготовиться стать настоящим престолонаследником, монархом – и против этого он протестовал. Его тянуло на казарменный двор, к простым и ясным приказаниям военного начальства, ему и самому хотелось отдавать подчиненным такие же простые и ясные приказания.

Его наметили, против его воли, в будущие повелители величайшего государства земного шара, а он в душе был маленьким гольштинским солдатом. Его идеалом остается – что ему за дело до русской политики? – идеал всякого голштинского солдата: Фридрих Прусский. Он принял православие, потому что от него этого потребовали и потому что он не сумел этому воспротивиться, но в душе он остается немцем-лютеранином. Он берет уроки русского языка, потому что его к этому принуждают, но он старается извлечь из них возможно меньше пользы. Поскольку ему это разрешается, он окружает себя голштинскими офицерами и разговаривает с ними на родном языке.