Екатерина Великая. Греческий прожект

– Ну, что ж, я буду говорить с вами, как с другом: Франция давно желает заключить с нами торговый договор, теперь, как видите, приспело время. Действуйте! И вы увидите, что императрица оставила свои предубеждения противу вашего короля. Пользуйтесь моментом, предложите ей твердые условия договора и союза, и я даю вам слово, что буду помогать, чем смогу.

Де Сегюр колебался: до сего момента отношения между Россией и Францией были толико холодны, что король Людовик, посылая его в Петербург, и не надеялся на столь быстрое достижение цели. Посему, и не уполномочил его, как посла, к подобной попытке составить торговый договор. Действовать самостоятельно его посланник не имел права, но как не хотелось упустить момент! Обо всем оном де Сегюр поведал Светлейшему и получил немедленный разумный совет:

– Изложите ваши мысли на бумаге в виде конфиденциальной ноты, можете даже не подписывать своего имени. Стало быть – вы ничем не станете рисковать. Я представлю ее императрице. Когда вы получите удовлетворительный ответ от нее, тогда вы сможете без затруднений представить ноту официальным порядком, в обычной форме. То есть вы получите ответ, не делая еще и предложения.

Получив таковой гениальный совет, Сегюр затрепетал от неодолимого желания предпринять действия сию же секунду.

Потемкин похлопал его по плечу:

– Даже из трудного положения, сударь, можливо найти выход! Будьте умелым не языком, а делом. Куйте, граф Луи, железо, пока горячо!

– Всенепременно, князь. Сию минуту!

Де Сегюр буквально побежал по своей галере скорей к перу и чернильнице. Но, не тут-то было! Комод с письменными принадлежностями оказался запертым на ключ его камердинером. Как сообщили ему, тот отправился кататься на шлюпке. Тогда, недолго думая, де Сегюр кинулся к своим друзьям, играющим в карты. Он поведал им, что хочет написать письма, но комод с писчей бумагой и чернилами заперты. Отзывчивый Фитц-Герберт одолжил ему все, что надобно.

Так что, французский дипломат, де Сегюр, написал ноту о торговом трактате, пером своего политического противника – аглинского посла. Через два часа готовая бумага уже была у Потемкина. Он расхвалил ее и забрал показать императрице.

На следующий день де Сегюр был приглашен к Ея Величеству. С нею находился князь Потемкин.

Екатерина встретила его приветливо:

– Я с удовольствием прочитала вашу подробную ноту, замечания ваши вполне справедливы, граф.

– Благодарю вас, Ваше Императорское Величество, за аттенцию к ней. Я старался во всей полноте показать вам преимущества союза наших двух стран.

Императрица милостиво кивнула:

– Сие вам удалось, граф! Особливо мне понравилась ваша искренность и доверчивость. Как токмо мы вернемся в Петербург, я дам своим министрам нужные указания, после чего вам можно будет уже действовать официально. А я даю вам обещание, что предложения ваши будут приняты.

Де Сегюр стоял, ни жив, ни мертв, ему не верилось, что дело его приняло таковой благоприятный оборот и, главное, так скоро!

Сказав всевозможные витиеватые слова признательности и благодарности Ей и Светлейшему, де Сегюр, внутренне посылая благодарственные молитвы Всевышнему за благосклонность к Франции, наконец, с пылающим лицом и бьющимся сердцем, вышел за дверь. В тот же день он отправил на родину очередное письмо министру де Верженню.

Через четыре дни они доехали до самой высокой точки поверхности между Балтикой и Каспием: до Вышнего Волочка. Граф Луи де Сегюр иногда уединялся с Потемкиным, беседуя и обсуждая пройденный путь. Разглядывая вместе с ним шлюзы, он спросил, кто был тот инженер, который спроектировал оные шлюзы. Потемкин с не ложной гордостью ответствовал:

– Соображены и исполнены они еще во времена Петра Великого неким крестьянином Сердюковым, который никогда и ничему не учился. Сей крестьянин – природный гений. Были сии шлюзы прежде деревянными, поелику императрица изволила приказать заменить их каменными, а такожде провести к каналу несколько новых притоков. Государыня велела прорыть еще два канала: один – для соединения Каспийского моря с Черным, а другой – для соединения Черного моря с Балтийским, через Днепр и Двину.

Все дипломаты, и де Сегюр, в том числе, с любопытством наблюдали, как каждый раз, по прибытии в город или село, императрица тот час же, отправлялась в церковь на служение. Всякий раз после службы ее окружал народ, коий падали перед ней на колени, вопреки ее запрещению, засим спешно вставали, подходили, взирали на нее с любовью, как на небожительницу и, преодолевая стеснение, называли матушкою, радостно заговаривали с нею. Было видно, что в ней они видели свою покровительницу и защитницу.

После Вышнего Волочка, немного отдохнув, Екатерина неожиданно изменила маршрут. Поехали не по берегу Мсты, а направились в сторону Москвы. Тамошний губернатор узнал об том токмо за несколько часов до прибытия императорского кортежа. Надобно было видеть, что творилось в Первопрестольной: сбившиеся с ног московские чиновники, давно не испытывали подобного переполоха.

* * *