Екатерина Великая и Потёмкин: имперская история любви

Публикации о Потёмкине делятся на предвзятые и непредвзятые – или, по меньшей мере на мифологизированные и документальные. Естественно, я счёл враждебно настроенными или недостоверными все источники, связанные с сочинениями Гельбига и его адаптациями (изданием «Жизнь генерал-фельдмаршала князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического» и книгой Ж.Э. де Серенвиля «Жизнь князя Потёмкина, служившего российским фельдмаршалом в правление Екатерины II»), а также текстами Сен-Жана (чья личность до сих пор остаётся загадкой). Однако труд Кастеры оказался весьма полезным. Даже обращаясь к рассказам о совершенно нейтральных событиях, следует помнить, что тексты Чарльза Массона, Сен-Жана и Гельбига написаны «мифотворцами», а не историками. Однако сложившаяся вокруг Потёмкина мифология тоже представляет определённый интерес и может сообщить нам много ценного, хотя я, разумеется, старался проверять все данные по историческим источникам. Массон ненавидел императора Павла, и его «Секретные записки», опубликованные ещё при жизни, обрели популярность, но некоторые из его рассказов о Потёмкине являются правдивыми. Очевидцы событий жизни князя – иностранцы де Линь, Сегюр, Корберон, Ришельё, Миранда, де Дама и Ланжерон и соотечественники Ростопчин, Цебриков, Рибопьер, Державин, Безбородко, Воронцов, Завадовский, Вигель, Энгельгардт и Самойлов, – были предвзяты и судили субъективно, но по всей вероятности, они были убеждены в правдивости того, о чём говорили. Некоторые высказывались откровенно недоброжелательно – например, Ростопчин и Воронцов; Долгоруков не только недоброжелателен, но и склонен к фантазиям; другие, подобно Самойлову, являлись сторонниками князя. Многие находились где-то посередине между двумя полюсами. Скажем, Безбородко в своих высказываниях был неожиданно точен и справедлив. Исторические произведения А.С. Пушкина – «Table-talk» («Застольные беседы»), «История Пугачёва» и исторические заметки – тоже были незаслуженно обделены вниманием исследователей. Поэт был очарован фигурой Потёмкина, знаком с его родственниками и приближёнными и бережно записывал их рассказы, и я рассматриваю его сочинения как ценные сборники устных историй, полученных напрямую от тех, кто знал Потёмкина лично. Что же касается иностранцев, то критические высказывания де Линя и Ланжерона о потёмкинских военных достижениях безнадёжно испортили его репутацию в глазах всех последующих поколений. Однако они тоже представляют ценность, особенно если принять во внимание более поздние тексты Ланжерона, где он отдаёт Потёмкину должное. В случае с де Линем неопубликованные письма из потёмкинского архива позволяют нам объективно оценить степень его предвзятости. Ришельё, Стедингк и Миранда оставили куда более положительные заметки о тех же временах, однако их свидетельства часто упускали из виду, тем самым нарушая баланс мнений.

За уточнениями я обращался к публикациям следующих западных историков: Изабель де Мадарьяга, Джон Торндайк Александер, Марк Раев, Дэвид Рансел, Роджер Бартлетт («Human Capital» – «Человеческий капитал»), Джон Ледонн («Ruling Russia» – «Управляя Россией»), Энтони Кросс (о британцах в России), Лорд и Замойский (о Польше), Кинросс и Мензел (о Константинополе). Из биографов Потёмкина наиболее весомым представляется труд Брикнера, а книга Соловейчика представляет интерес, но в ней отсутствуют ссылки на источники.

Даты приведены по старому стилю, или юлианскому календарю, который тогда отставал от используемого на Западе григорианского (новый стиль) на 11 дней. В некоторых случаях приводятся оба варианта.

Деньги: в одном рубле содержалось 100 копеек. В 1780-х годах 4 рубля приблизительно равнялись 1 фунту стерлингов или 24 французским ливрам. Английский джентльмен в это время мог прожить примерно на 300 фунтов в год, а русский офицер – на 1000 рублей.

Меры расстояния и площади: верста равнялась 0,663 мили или 1,06 км. Десятина равна 2,7 акра.