Говорили о Волынском – Екатерина, как мы знаем, изучала его дело и в своем «Наставлении» сыну и потомкам советовала его изучать. Волынский, рассказывает царица, по приказу Анны Иоанновны «сочинил проект о поправке государственных дел», из поданной им бумаги нужно было взять полезное, отбросив остальное, но «из того сочинения вытянули за волосы, так сказать, и возвели на Волынского изменнический умысел», «будто хотел присвоить царскую власть, что совсем не доказано». Екатерина не упускает возможности еще раз резко высказаться против пытки, как раз из дела Волынского видно, говорит она, «сколь мало положиться можно на пыточные речи»: до пытки все несчастные утверждали невиновность Волынского, а под пыткой говорили, «что злодеи (от них) хотели». «Странно, как роду человеческому пришло на ум лучше утвердительнее верить речи в горячке бывшего человека, нежели с холодной кровью; всякий пытанный в горячке и сам уже не знает, что говорит».
«Волынский был горд, – продолжает царица, – и дерзостен в поступках, но своей стране не изменял, напротив, он заботился о ее пользе – и казнен невинно». «И хотя бы он и заподлинно произносил те слова в нарекании особы Императрицы Анны, о которых в деле упомянуто, то б она, быв Государыня целомудрая (то есть если бы она была умна. –
Она как в воду глядела со своими пророчествами: если бы Павел, став императором, отнесся без «уничижения» к советам своей умной матери, может быть, судьба его сложилась бы по-другому?
Но сейчас он мал, сидит за столом, слушает разговоры о деле Волынского и содрогается от описания зверской казни аннинского кабинет-министра.
Люди, собравшиеся за столом цесаревича, подчас вряд ли даже и помнили о маленьком хозяине и вели свой разговор, не заботясь о том, как действует он на его воображение и посильно ли ему то, что они рассказывают.
Порою разговор касался опасных тем настоящего – говорили, например, о Мировиче, отзывались с сочувствием, во всяком случае, А. С. Строганов «рассказывал, с какой твердостью и с каким благоговением злодей сей приступал к смерти» (конечно, злодей, раз государственный преступник, но как-то не вяжется рядом с этим «злодеем» «твердость и благоговение»). Наверно, говорили о том, что казнь Мировича произвела на общество тягостное впечатление, что за время правления Елизаветы люди отвыкли от подобных безобразных кровавых спектаклей.
Опасные, мрачные разговоры бродили вокруг мальчика, да и самому ему пришлось немало пережить. Однажды, «обуваючись», он рассказал Порошину о своем горе, смерти Елизаветы Петровны, его «почти боготворимой бабки».
Он был странным мальчиком, Павел. Вот он бродит, «повеся головушку», ничего не говорит, поглядывает на часы, – вы думаете, ждет какого-нибудь развлечения? Нет, считает минуты, когда можно будет идти спать (наверно, единственный мальчик на свете, который смотрит на часы в надежде, что его отпустят спать). Не хочет в комедию (одно из самых ярких развлечений тех лет), а если и идет туда, потом плачет – поздно, пропущен заветный час, когда можно было идти в постель (он даже завидовал купцам и работникам именно потому, что те рано ложатся). И не от душевной вялости это происходит, нет, ребенок очень живой, пытливый, умный, просто у него явно не хватает сил для целого дня. Он слаб, его часто схватывают недомогания, то и дело мы читаем: «жаловался на голову и был невесел», – в свои десять лет уже большой специалист по головной боли, знает четыре ее вида: круглая (когда болит затылок), плоская (когда лоб), простая (несильная) и ломовая. Богатый опыт.