В любом случае Екатерина знала, что Мария Жукова не совершила ничего дурного. Расстроившись, она рассказала Петру о том, что не собирается оставлять свою подругу. Петр не выразил никакого интереса. Екатерина попыталась выслать Марии деньги, но ей сообщили, что девушка уже покинула Санкт-Петербург и уехала в Москву, где жили ее мать и сестра. Тогда Екатерина попросила, чтобы деньги, предназначавшиеся для Марии, вместо этого вручили ее брату, сержанту гвардии. Но ей сказали, что брат и его жена также уехали, поскольку брат получил неожиданное назначение в отдаленный полк. Не желая сдаваться, Екатерина решила подыскать для подруги подходящую партию. «Через своего камердинера и через других своих людей я старалась отыскать для Жуковой какую-нибудь приличную партию: мне предложили одного, по имени Травин – гвардии сержанта, дворянина, имевшего некоторое состояние. Он поехал в Москву, чтоб на ней жениться, если ей понравится; она приняла его предложение». Но когда слухи об этом содействии дошли до императрицы, та снова вмешалась. Новый муж был назначен (а по сути, изгнан) в Астраханский полк. «Так трудно, – писала Екатерина в письме, – найти объяснение дальнейшему преследованию. Позже я узнала, что единственным преступлением, вменяемым этой девушке, была моя к ней привязанность, а также ее преданность мне. Даже сейчас я не могу найти достоверного объяснения произошедшему. Мне кажется, что жизнь этих людей была разрушена по одному лишь капризу, без каких бы то ни было причин».
Этот случай стал предупреждением на будущее. Вскоре Екатерина поняла, что жестокое обращение с Марией Жуковой было сигналом для остальных юных фрейлин двора: каждая, кого заподозрят в особой близости с Екатериной или Петром, может быть под тем или иным предлогом уволена, сослана, опозорена или даже заточена в тюрьму. Ответственность за эту политику лежала на канцлере Алексее Бестужеве, а также на императрице. Бестужев ненавидел Пруссию и всегда был против того, чтобы этих двух немецких подростков привезли в Россию. Теперь, когда они поженились вопреки его желаниям, он был готов предпринять все, что угодно, лишь бы они не помешали ему и дальше руководить дипломатической деятельностью России. Это означало – строгий надзор за новобрачными, ограничение их дружеских и любых других контактов и, наконец, попытка полной изоляции. Разумеется, за Бестужевым стояла Елизавета, чьи тревоги и страхи носили личный характер – она опасалась за безопасность своей персоны, за свой трон, за будущее своей династии. В ее планах, разумеется, Екатерина, Петр и их будущий ребенок имели первостепенное значение. По этой причине в последующие годы отношение Елизаветы к молодым супругам резко колебалось между нежностью, тревогой, разочарованием, нетерпением, неудовлетворенностью и гневом.
Елизавета не только внешне, но и по характеру была дочерью своих родителей. Она родилась у величайшего русского царя и его жены-крестьянки, впоследствии ставшей императрицей Екатериной I. Елизавета была высокой, как ее отец, она унаследовала его энергичность, пылкий темперамент и резкую, импульсивную манеру поведения. Как и мать, она была жалостливой и склонной к расточительству, а также неожиданной щедрости. Но ее увлеченность, как и остальные качества характера, были лишены умеренности и постоянства. Временами, когда что-то вызывало у нее недоверие, или же ее чувство собственного достоинства и тщеславие подвергались оскорблению, либо ее внезапно охватывала ревность, она превращалась в совершенно другого человека. Поскольку настроение императрицы трудно было предугадать, никто не мог предсказать, как она поведет себя на людях. Это была женщина крайностей и противоречий, порой довольно жестоких. С Елизаветой иногда было просто, а иногда – совершенно невозможно ужиться.
Осенью 1745 года Иоганна вернулась в Германию, а жизнь Екатерины оказалась полностью под контролем, императрица же приближалась к своему тридцатишестилетию. Она все еще сохранила свою красоту и статность, но начала полнеть. Елизавета по-прежнему оставалась грациозной и прекрасно танцевала. Ее большие голубые глаза были такими же ясными, а губы – такими же полными и розовыми. Ее волосы, светлые от природы, она по каким-то причинам красила в черный цвет, как и брови, а иногда и ресницы. Ее кожа все еще оставалась розовой и чистой, и ей не требовалось много косметики. Она тщательно следила за своим внешним видом и не надевала платье больше одного раза; после ее смерти в шкафах и гардеробах было найдено около пятнадцати тысяч платьев. На официальных торжествах она украшала себя драгоценностями. Когда она появлялась с бриллиантами и жемчугом в волосах, с шеей и грудью, украшенными сапфирами, изумрудами и рубинами, то производила грандиозное впечатление. И она собиралась всегда оставаться такой.