Вскоре Елизавета узнала о случившемся, это произошло утром в воскресенье, после службы. Она внезапно ворвалась в комнату Екатерины и приказала позвать своего племянника. Вскоре появился Петр в халате с ночным колпаком в руке. Он выглядел беззаботным и поспешил поцеловать руку своей тетушки. Елизавета приняла этот жест и спросила, как он посмел вытворять такое. Елизавета сказала, что обнаружила дверь всю в дырках, располагавшихся как раз напротив того места, где она сидела. Елизавета спросила, неужели он забыл, чем ей обязан. Она напомнила Петру, что у ее собственного отца тоже был неблагодарный сын, которого он наказал, лишив права на престол. Также императрица добавила, что бросает в крепость всех, кто проявляет к ней неуважение, и что ее племянник оказался «мальчишкой, которого она сумеет проучить».
Петр пробормотал несколько слов в свою защиту, но Елизавета приказала ему замолчать. Она потеряла самообладание и «так разъярилась, что не знала уже меры своему гневу, что с ней обыкновенно случалось; когда она сердилась, и наговорила ему обидных и оскорбительных вещей, выказывая ему столько же презрения, сколько гнева, – рассказывала Екатерина. – Мы остолбенели и были смущены оба, и, хотя эта сцена не относилась прямо ко мне, у меня слезы выступили на глаза». Елизавета заметила это и сказала Екатерине: «То, что я говорю, к вам не относится; я знаю, что вы не принимали участия в том, что он сделал, и что вы не подсматривали и не хотели подсматривать через дверь». Затем императрица успокоилась, замолчала и вышла из комнаты. Молодые люди переглянулись. После этого Петр с раскаянием и сарказмом сказал: «Она была, точно фурия, и не знала, что говорит».
Позже, когда Петр ушел, появилась мадам Крузе и сказала Екатерине: «Надо признаться, что императрица поступила сегодня как истинная мать!» Не понимая до конца значения этих слов, Екатерина ничего не ответила, тогда мадам Крузе объяснила: «Мать сердится и бранит детей, а потом это проходит; вы должны были сказать ей оба: “Виноваты, матушка”, и вы ее обезоружили бы». Екатерина повторила, что была потрясена гневом императрицы и не могла промолвить ни слова. Но она извлекла урок из этого эпизода. После она писала: «Слова: «виноваты, матушка» как средство, чтобы обезоружить гнев императрицы, запали мне в голову, и с тех пор я пользовалась ими при случае с успехом».
Когда Екатерина только прибыла в Россию, в свиту Петра входили три молодых дворянина – два брата и их кузен, – по фамилии Чернышевы. Петру они очень нравились. Именно старшего брата, Захара, мать, встревоженная его чрезмерной увлеченностью Екатериной, постаралась отослать подальше от двора. Однако его кузен и младший брат остались. Кузен Андрей также питал нежные чувства к Екатерине. Он старался быть ей полезным. Екатерина обнаружила, что мадам Крузе «имела пристрастие к вину. Часто мои приближенные специально спаивали ее, после чего она уходила спать, и мы могли предаваться шалостям, не боясь, что нас отчитают». Под «приближенными» в данном случае Екатерина подразумевала Андрея, который умел убедить мадам Крузе выпить столько, сколько он ей предложит.
Еще до того как Екатерина вышла замуж, Андрей часто флиртовал с будущей женой наследника. Эта нежная, но совершенно невинная шалость совершенно не смущала и не тревожила Петра, ему это даже нравилось, и он всячески поддерживал данное увлечение. На протяжении долгого времени он рассказывал своей жене о том, как Чернышев хорош собой и как он ей предан. Несколько раз на дню он посылал Андрея к Екатерине с мелкими поручениями. Однако, в конце концов, сам Андрей стал испытывать неловкость от своего положения. Однажды он сказал Петру: «Ваше Императорское Высочество, не забывайте, что великая княжна – не мадам Чернышева, – и резко добавил: – Она не моя невеста, а ваша!» Петр рассмеялся и передал его замечание Екатерине. Желая положить конец этой неприятной шутке, после свадьбы Андрей сказал Петру, что он хочет пересмотреть свое отношение к Екатерине и впредь называть ее матушкой, а она должна будет называть его сыном. Но поскольку Екатерина и Петр продолжили выказывать большую нежность своему «сыну» и постоянно говорили о нем, некоторые слуги забеспокоились.
Однажды камердинер Екатерины, Тимофей Евреинов, отвел ее в сторону и предупредил, что все домочадцы только и сплетничают, что об ее отношениях с Андреем. Он сказал, что был искренне напуган, поскольку она подвергала себя большой опасности. Екатерина спросила, что все это значит. «Вы только и говорите про Андрея Чернышева и заняты им», – последовал ответ.
«Какая в том беда? – спросила Екатерина. – Это мой сынок; великий князь любит его так же, и больше, чем я, и он к нам привязан и нам верен».
«Да, это правда, – отвечал Евреинов, – великий князь может поступать, как ему угодно, но вы не имеете того же права; то, что вы называете добротой и привязанностью, ибо этот человек вам верен и вам служит, ваши люди называют любовью».