Екатерина Великая. Портрет женщины

«По прошествии года и великой скорби приехал нынешний король Польский [Станислав Понятовский] которого отнюдь не приметили, но добрые люди заставили пустыми подозрениями догадаться, что он есть на свете, что глаза были отменной красоты и что он их обращал (хотя так близорук, что далее носа не видит) чаще на одну сторону, нежели на другую. Сей был любезен и любим от 1755 до 1761. Но трехлетняя отлучка, то есть от 1758, и старания князя Григория Григорьевича, которого добрые люди заставили приметить, переменили образ мыслей. Сей бы век остался, если б сам не скучал. Я сие узнала в самый день его отъезда на конгресс из Села Царского и просто сделала заключение, что о том узнав, уже доверия иметь не могу, мысль, которая жестоко меня мучила и заставила сделать из дешперации выбор кое-какой [Васильчикова], во время которого и даже до нынешнего месяца я более грустила, нежели сказать могу <…>

Потом приехал некто богатырь[Потемкин]. Сей богатырь по заслугам своим и по всегдашней ласке прелестен был так, что услышав о его приезде, уже говорить стали, что ему тут поселиться, а того не знали, что мы письмецом сюда призвали неприметно его <…>

Ну, господин Богатырь, после сей исповеди могу ли я надеяться получить отпущение грехов своих. Изволишь видеть, что не пятнадцать, но третья доля из сих: первого по неволе да четвертого из дешперации я думала на счет легкомыслия поставить никак не можно; о трех прочих, если точно разберешь, Бог видит, что не от распутства, к которому никакой склонности не имею, и если б я получила смолоду мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не переменилась. Беда та, что сердце мое не хочет быть ни на час охотно без любви. Сказывают, такие пороки людские покрыть стараются, будто сие происходит от добросердечия, но может статься, что подобная диспозиция сердца более есть порок, нежели добродетель. Но напрасно я сие к тебе пишу, ибо после того возлюбишь или не захочешь в армию ехать, боясь, чтоб я тебя позабыла. Но, право, не думаю, чтоб такую глупость сделала, и если хочешь на век меня к себе привязать, то покажи мне столько же дружбы, как и любви, а наипаче люби и говори правду».

Это письмо не только содержит интерпретацию романтических увлечений Екатерины, данную ею самой, но и показывает, какое влияние оказал Потемкин на ее личную жизнь. Потемкин понял это. Уверенный, что сумел затмить всех, кто был у Екатерины прежде, он написал ей, требуя то, что теперь считал принадлежащим ему по праву: