Екатерина Великая. Портрет женщины

Под конец вечера начался бал и был подан роскошный ужин. Екатерина и Потемкин удалились в зимний сад, чтобы погулять между фонтанами и мраморными статуями. Когда во время разговора Потемкин упоминал Зубова, Екатерина ничего не отвечала. Екатерина оставалась во дворце до двух часов ночи – обычно она никогда не задерживалась так поздно на балах. Когда Потемкин провожал ее, она остановилась и поблагодарила его. Они попрощались. Переполненный чувствами, он опустился перед ней на колени, а когда поднял голову, они оба плакали. После ее отъезда Потемкин еще несколько минут стоял молча, а затем ушел в свои покои.

В пять утра 24 июля Потемкин покинул Царское Село в последний раз. Он устал, а поездка на юг утомила его еще больше. Потемкин по-прежнему переживал из-за Зубова, а Екатерина как будто не понимала, как сильно она задевала его тем, что продолжала рассказывать в письмах о своем молодом любовнике: «Дитя прислало поздравления… Дитя находит, что вы умнее, занимательнее и любезнее всех вас окружающих». Годы спустя, когда и Потемкин, и Екатерина умерли, «дитя» высказал свои истинные чувства о своем сопернике: «Я не смог убрать его с дороги, а нужно было это сделать, потому что императрица исполняла его желания прежде, чем он успевал их высказать, и боялась его так, словно он был ее законным мужем. Она любила только меня, но часто ставила Потемкина мне в пример, которому я должен был следовать. Это его вина, что мое нынешнее состояние в два раза меньше, чем могло бы быть».

Погрузившись в меланхолию, Потемкин ехал медленно – поездка в трясущейся карете была не из легких, – но затем вдруг приказал гнать лошадей быстрее. Промчавшись по пыльным дорогам через города и деревни, он прибыл в Яссы через восемь дней после того, как покинул город на Неве. Поездка подточила его и без того ослабевшее здоровье. Он написал Екатерине, что чувствует прикосновение руки смерти. У него появились симптомы малярии, которую он перенес в Крыму в 1783 году. Путешествуя по югу, он отказывался принимать хинин и другие лекарства, прописанные ему тремя докторами, которые его сопровождали; как и Екатерина, он был убежден, что лучший способ вылечиться – позволить организму самому решить свои проблемы. Вместо рекомендованной докторами диеты, он много ел и злоупотреблял спиртным. Чтобы смягчить боль, он обвязывал голову мокрым полотенцем. Когда Потемкин приехал в Яссы, его подчиненные послали за его племянницей, Сашенькой Браницкой, надеясь, что она убедит его проявить благоразумие и согласиться на лечение. Александра спешно прибыла из Польши. В середине сентября у Потемкина началась лихорадка, и он не мог унять дрожь в течение двенадцати часов. Он писал Екатерине: «Прошу отыскать для меня шлафрок китайский и прислать. Оный крайне мне нужен». Русский посол в Вене, Андрей Разумовский, в письме сообщил, что может прислать «самого первого пианиста и лучшего композитора в Германии», чтобы утешить его. Предложение было сделано, и композитор согласился, но у Потемкина не было времени ответить, и Вольфганг Амадей Моцарт не приехал.

С трудом вынося влажный воздух Ясс, Потемкин дважды уезжал за город в надежде, что там ему будет легче дышать, а затем возвращался. В Санкт-Петербурге Екатерина ждала известий и писем от него, и попросила графиню Браницкую писать ей каждый день. Ради Потемкина Екатерина изменила свое отношение к докторам и лекарствам: «Ежели нужно, прими, что тебе облегчение, по рассуждению докторов, дать может. Да, приняв, прошу уже и беречь себя от пищи и питья, лекарству противных». При поддержке Александры врачи, наконец, убедили больного принимать лекарства. Несколько дней, казалось, что он пошел на поправку. Затем лихорадка и сонливость вернулись. Заявляя, что он «горит», Потемкин требовал мокрых полотенец, пил холодные напитки и вылил себе на голову бутылку одеколона. Он просил, чтобы все окна были открыты настежь, а когда и это не смогло остудить его, потребовал, чтобы его вынесли в сад. Каждый день он настойчиво спрашивал, не было ли известий от императрицы, а когда приносили новое письмо, плакал, читал и перечитывал письмо и постоянно целовал его. Когда ему приносили государственные документы и зачитывали их, он едва находил в себе силы поставить под ними подпись. Было ясно, что он умирает; сам Потемкин тоже осознавал это. Он отказался принимать хинин. «Я не поправлюсь. Я давно уже болею… да свершится Божья воля. Молитесь за мою душу и не забывайте меня, когда я умру. Я никогда никому не желал зла. И всегда хотел сделать людей счастливыми. Я не плохой человек и не злой гений нашей матушки, императрицы Екатерины, как о том говорят». Он попросил о последнем причастии, и когда обряд был совершен, успокоился. Гонец из Москвы принес еще одно письмо от Екатерины, а также шубу и шелковый халат, который он просил. Он расплакался и спросил у Александры: «Скажи мне честно, я поправлюсь?» Она заверила его, что тот обязательно выздоровеет. Он взял ее руки и погладил их. «Какие хорошие ручки, – сказал он, – они так часто меня утешали».