Екатерина Великая. Портрет женщины

Является ли гильотина более гуманным способом казни, чем топор, петля, электрический стул, расстрельная команда или смертельная инъекция в медицинском, политическом или моральном значении – вопрос спорный. Наиболее эффективным решением проблемы был бы повсеместный запрет на вынесение государством смертной казни. Пока общественность разных стран борется за это, стоит задать второй вопрос медицинского или научного свойства: в действительности ли смерть на гильотине мгновенна и безболезненна? Некоторые считали, что это было не так. Приводился аргумент, что поскольку лезвие быстро разрезало шею и спинной мозг, оно не соприкасалось с головным мозгом, а потому не приводило к мгновенной потере сознания. Если это правда, можно ли считать, что некоторые жертвы осознавали, что с ними происходит? Свидетели гильотинирования описывали моргающие веки, движения глаз и губ. В 1956 году патологоанатомы проводили эксперименты с головами казненных на гильотине заключенных, объясняя реакцию голов на свое имя, произнесенное вслух, или на боль от укола булавкой, лишь случайными сокращениями мышц или анатомическими рефлексами; работа мозга была тут совершенно ни при чем. Разумеется, шок от перерубания позвоночника, а также резкое падение кровяного давления должны были приводить к очень быстрой, если не мгновенной потере сознания, но что происходило в эти секунды?

В июне 1905 года уважаемому французскому врачу позволили провести эксперимент с только что отрубленной головой заключенного по имени Лангвиль. Он писал, что «сразу же после отрубания головы… спазмы стихли… Тогда я громко и резко сказал: «Лангвиль!» И увидел, что веки медленно приподнялись… это было спокойное, хорошо различимое и нормальное движение… Затем глаза Лангвиля уставились на меня, а зрачки четко сфокусировались… На меня смотрели абсолютно живые глаза… Несколько секунд спустя глаза закрылись… Я снова произнес его имя, и опять веки поднялись, и глаза посмотрели на меня, возможно еще более пристально, чем в прошлый раз. Потом веки снова закрылись… [и] больше уже не двигались».

Что ощущали (если такое вообще возможно) отрубленные головы Людовика XVI, Марии Антуанетты, Жоржа Дантона, Максимилиана Робеспьера и десятков тысяч других, умерших на гильотине? Этот вопрос так и останется без ответа.

71 Инакомыслие в России. Финальный раздел Польши

Французская революция оказала сильное влияние на Екатерину. Императрица не только была напугана деградацией, унижениями и жестокостью, которые сопровождали уничтожение французской монархии, но боялась, что революционная лихорадка может распространиться дальше. Она считала, что должна предпринять меры и защитить себя, и Россия пережила результат серьезного изменения в ее взглядах, прежде полных свободомыслия. В политической и военной сфере ее страх перед тем, что она называла «французским ядом», привел – или послужил оправданием – к редкому в истории Европы событию: полному исчезновению большого государства.

В самом начале своего царствования молодая Екатерина с восхищением дружила с философами Вольтером и Дидро, которые называли ее самым либеральным правителем Европы, Семирамидой Севера. Благодаря им, а также книгам Монтескье она пришла к выводу, что лучшей формой правления являлась филантропическая автократия, образованная и руководствующаяся принципами Просвещения. В первые годы правления она надеялась, что сможет исправить или хотя бы улучшить работу некоторых наименее эффективных институтов России, среди которых было крепостничество. Она созвала Уложенную комиссию в 1767 году и выслушивала жалобы и рекомендации разных классов, включая крестьян. Но затем случилось восстание Пугачева. Однако после него она по-прежнему продолжала дружить с философами, хотя больше и не следовала их наставлениям. Она часто оспаривала их утопии и сомневалась в их идеях.

К 1789 году, после двадцати семи лет правления, Екатерина достигла некоторых своих либеральных целей, которые сформулировала еще в юности. Она помогла создать русскую интеллигенцию. Помимо дворянства, многие люди стали учиться в университетах, путешествовать за рубеж, говорить на иностранных языках, писать пьесы, прозу, стихи. Подающих надежду юношей посылали за государственный счет учиться и приобретать знания в иностранные школы и университеты. Образованные люди, не рожденные в дворянских семьях, становились крупными государственными чиновниками, поэтами, писателями, врачами, архитекторами и художниками. Но затем, словно желая поставить под вопрос ее ранние устремления и цели, пришла суровая реальность: восстание Пугачева, а следом за ним, двадцать лет спустя – события во Франции.