Екатерина Великая. Роман императрицы

В эту минуту вопрос о второй турецкой войне был решен императрицей. Первый шаг сделала, правда, Турция, послав в июле 1787 года в Петербург свой ультиматум, очень походивший на вызов, и заключив Булгакова в Семибашенный замок (17 августа того же года). Но Екатерина и Потемкин сделали со своей стороны все, чтоб толкнуть Турцию на этот отчаянный шаг. Непрестанными требованиями, придирками и унижениями они довели несчастную Порту до такого положения, когда уже не взвешивают шансов борьбы и даже самоубийство предпочитают бездействию. Иосиф II добросовестно подливал масла в огонь, рассчитывая извлечь из этой ссоры что-нибудь выгодное и для себя. Когда граф Сегюр почтительно указывал ему, что напрасно он поддерживает в императрице воинственное настроение, он ответил: «Чего же вы хотите? Эта женщина в наступлении, вы это видите сами – надо, чтобы турки уступили ей во всем. У России множество войска, воздержанного и неутомимого. С ним можно сделать все что угодно, а вы знаете, как низко здесь ценят человеческую жизнь. Солдаты прокладывают дороги, устраивают порты в семистах милях от столицы без жалования, не имея даже пристанища, и не ропщут. Императрица – единственный монарх в Европе, действительно богатый. Она тратит много и везде и ничего не должна; ее бумажные деньги стоят, сколько она хочет».

Относительно солдат Сегюр разделял мнение Иосифа II. Но оба они ошибались, и события не замедлили доказать это. Войска, собранные Потемкиным в Крыму, годились только для парадов; севастопольский флот был выстроен из гнилого дерева. Алексей Орлов отказался командовать им. Война началась поражениями, и вскоре сам Потемкин пал духом. Он дошел до того, что предлагал эвакуировать Крым. Одна Екатерина держалась стойко. Она ответила фавориту советом взять Очаков: «Возьми Очаков… тогда увидишь, как осядутся, как снег на степи после оттепели, да поползут, как вода по отлогим местам». Она напрягла все свои силы для борьбы. Ей хотелось повторить в Средиземном море блестящие победы 1770 года. Весь юг Европы кишел русскими эмиссарами; готовилась экспедиция под командой генерала Заборовского.

Война со Швецией помешала этому походу. Положение казалось в эту минуту совершенно безнадежным. Но Екатерина не теряла мужества. Впрочем, у нее не было выбора, как она говорила: она не могла идти теперь назад, не поступившись своей честью, а без чести ей не нужны были ни престол, ни жизнь.

Взятие Очакова в декабре 1788 года опять подняло в ней гордость и возбудило честолюбивые мечты. В январе следующего года она выражала уже уверенность, что Потемкин еще до конца лета будет в Константинополе. Если бы это случилось, «о том не вдруг мне скажите», – говорила она. Она продолжала думать об этом и в апреле, но неудачи ее союзников-австрийцев разбили эти преждевременные надежды. И только успех ее собственного оружия немного утешал ее. Суворов и принц Кобургский победили турок при Фокшанах. Суворов, уже один, прославился при Рымнике. Потемкин взял Бендеры: это дело казалось Екатерине самым блестящим во всей войне. Когда же и стены Измаила пали перед русскими, то радость ее не знала границ и энтузиазм был близок к бреду. Она находила, что все подвиги мировой истории были теперь превзойдены Россией! Но тут скончался Иосиф II (20 февраля 1790 г.), и прусско-австрийский конгресс в Рейхенбахе объявил отделение Австрии от русских интересов. Екатерина не владела собой от негодования. Она винила в измене главным образом прусского короля: отвратительный выскочка, дурак (dumme Teufel), называла она его. Когда прусский поверенный в делах Гюттель почувствовал как-то себя на приеме во дворце дурно и, падая, поранил себе лицо, она сказала шутя, что Пруссия сломала себе нос на ступенях русского трона.

В марте 1791 года Фридрих-Вильгельм выразил намерение вступиться за Турцию, и Екатерина должна была покориться. Воспользовавшись новой победой Репнина, она поспешила заключить перемирие. Но когда конгресс в Систове уже собрался, успех адмирала Ушакова на море опять вернул ее к прежним планам. «Теперь… доказано, что возможность есть идти прямо в Константинополь!» воскликнула она. Но этого мнения не разделяли ни Потемкин, бывший уже при смерти, ни, к счастью, Безбородко, заменивший его на Ясской конференции. Мир был заключен 3 января 1792 года, и всё, чего добилась Россия этой кровопролитной войной, было признание присоединения Крыма, в котором она не нуждалась. Впрочем, Россия получила также степи близ Очакова и здесь, между Бугом и Днестром, на месте маленькой разрушенной турецкой крепости Качибей, вырос вскоре русский город: этот город – была Одесса! В этом тоже сказалось удивительное счастье Екатерины.

Но отказалась ли она хотя бы теперь от своей мечты? Нет. 20 марта 1794 года будущий защитник Москвы и фаворит великого князя Павла, Ростопчин, писал русскому послу в Лондоне: