Екатерина Великая (Том 1)

– Я к тебе с важным делом, должен твоему сиятельству нечто объяснить и очень важное посоветовать. И вперёд ожидаю, что ты моему совету человека добротворствующего не откажешься повиноваться.

«Ну, так! – подумал про себя Сашок. – Княгиня нажаловалась! Нешто можно за панталоны ответствовать, как за самого себя?» Когда гость уже был на диване в гостиной, а Сашок уселся против него, отчасти смущённый, Романов начал было говорить, но остановился и произнёс:

– А Иван Кузьмич где? И его надо сюда! Твоя покойная тётушка всегда призывала его на семейное совещание, когда дело о тебе шло, стало быть, и теперь Кузьмич должен присутствовать.

И Романов крикнул на всю квартиру:

– Кузьмич, куда провалился? Пожалуй сюда!

– Иду-с! – отозвался Кузьмич, который сидел в прихожей с намерением прислушаться к разговору гостя.

Когда старик появился на пороге, Романов обернулся к Сашку и спросил:

– Ну а как же теперь? Сажать его или стоять будет? Ведь с тобой-то он, поди, сидит?

– Сидит! – отозвался Сашок, улыбаясь.

– Ну а при мне у твоей тётушки он частенько сидел. Ну, стало быть, Кузьмич, возьми стульчик, поставь и садись!

– Нет, зачем? И постою… – отозвался старик.

– Садись, говорят!

– Нет, Роман Романович, увольте! Ин бывает, можно сесть, а ин бывает, не след.

– Ну, как знаешь! Беседа недолгая… А ты выслушай, а затем нам своё мнение доложишь. Вот с чем я к тебе, Александр Никитич: есть у тебя дядюшка?..

Сашок удивился и даже глаза выпятил.

– Ну, что же, ответствуй! Дядюшка-то ведь есть у тебя? И здесь в Москве теперь…

– Сказывали мне, но я…

– И ты, зная, что он в Москве, зачем же к нему не отправишься с поклоном? А ты, Кузьмич – человек пожилой, как же ты своего выходца не снарядил и не отправил? Ведь это неуважительная неблагопристойность.

Наступило молчание. Сашок не знал, что ответить, а Кузьмич был настолько озадачен, что, взятый врасплох, думал: «Как же в самом деле так?..»

– Скажи-ка ты мне, Кузьмич, как, по-твоему, хорошо это? В городе находится единственный близкий родственник молодого барина, и он к нему не отправляется, ему на него наплевать! Разве такое непочтение позволительно? Чего же он ждёт? Что князь Александр Алексеевич сам к нему с поклоном приедет?

– Виноват, Роман Романович! Вижу я теперь, что и я в таких дураках состою, каких мало на конюшне розгами наказывать. Прямо сказываю, и в уме у меня не было ничего такого! Узнал я, что князь Александр Алексеевич в Москве, и не подумал, что нам следует сейчас делать. Я только докладывал князиньке, спрашивал, как нам быть, а он отвечал – «не знаю».

– Действительно, Роман Романович, я и вам так объясню. Моё суждение такое, что мне нельзя к дядюшке ехать.

– Как нельзя?

– Ведь он же всю мою жизнь меня видеть не желал, завсегда относился ко мне особливо недоброжелательно, точно я чем провинился перед ним. И вот, когда мы узнали с Кузьмичом, что дядюшка в Москве, мы и решили, что ехать мне к дядюшке не следует. Он может меня не принять, выслать мне сказать что-либо нехорошее, а я – офицер.

– Верно ли? Так ли это?

– Точно так! – отозвался Кузьмич за своего питомца, – Именно так! Да ничего другого и быть не может.

– Ну, так вот что я тебе приехал сказать: твоему сиятельству одеваться в парадный кафтан, нацеплять всю амуницию парадную и отправляться к дядюшке. И прикажи доложить, что приехал, мол, князь Александр Никитич Козельский с достодолжным почтением к своему дядюшке. А если раньше не был по долгу своему родственному, то якобы из-за болезни и лежания в постели. Так и соври! Делать нечего! Поедешь? Что же?..

– Да я, право, не знаю, Роман Романович…

– Ну, слушай! Ты знаешь, что я был близким приятелем твоей покойной тётушки, знаешь, что я тебя люблю, всё, что мог, для тебя сделал. И если ты моего теперешнего совета не послушаешься, то ноги моей у тебя не будет! А ты, Кузьмич, если не настоишь на том, чтобы твой барин ехал к дядюшке, то докажешь мне этим, что ты…

– Дурак из дураков! – добавил Кузьмич.

– Верно!

– Я вот, Роман Романович, и ответствую: ни я, ни князинька дураками не будем. По совету вашему он у меня оденется и пойдёт.

– Так ли? – спросил Романов, глядя на Сашка.

– Если вы советуете, то, конечно, я готов. Только… как же быть, если дядюшка вышлет мне сказать что-нибудь оскорбительное?

– Ладно! Это мы увидим! Вот что, родной мой…

Романов хлопнул молодого человека по плечу и выговорил тише:

– Если Роман Романович советует что молодцу, которого любит, то, надо полагать, он знает, что делает. Я, может быть, вперёд знаю, как тебя твой дядюшка примет… Ну, мне не время, на службу пора!

Расцеловавшись с молодым человеком и провожаемый им до самого экипажа, Романов сел в карету и, уже отъезжая, крикнул:

– Ну! Не откладывай! Да вот что… От дядюшки заезжай ко мне рассказать, как он тебя в три метлы принял! Понял?

– Понял! – отозвался Сашок.

И пока карета удалялась, он стоял в недоумении, несколько разинув рот, и размышлял о последних словах: «Как же так – в три метлы?.. Зачем же тогда ехать?»