– Что же, если зубы растут, значит, ещё сильное тело, – уклончиво ответил Безбородко, сам недолюбливающий нового фаворита, но всегда осторожный и избегающий прямых ответов. – А портиться станет «зуб»… Так у нас в деревнях, кузнецы их ловко дёргают, «в потёмочках»… Зуб на ниточку, да раскалённым железом тык в очи! Больной рванётся – и здоров. Нет больного зуба, порченого… И другим дела не портит!
– Ха-ха-ха!.. Ловко вы это, аллегорию, ваше сиятельство, батюшка мой! Утешили. Я уже светлейшему отпишу… «В потёмочках»… Так и надо, видно, за кузнечное ремесло браться… Ха-ха-ха! Я уж напишу… и помяну, что за сказочку вы мне сказать изволили, ваше сиятельство.
– Рад, что угодил, ваше сиятельство!
Оба, довольные, разошлись.
Осеннее солнце ярко освещает, но слабо греет покой.
Жарко пылает камин, который по утрам разжигает сама Екатерина, если только здорова.
Сейчас она лежит на кровати, полуодетая, опираясь на высоко взбитые подушки.
После мучительного приступа колики лицо у неё бледно, измято, резко проступают все складки и морщины, которых почти незаметно, на этом лице, когда государыня здорова и весела.
Врач Роджерсон, много лет пользующий Екатерину и знакомый со всеми её особенностями, уже собирался уйти, но при появлении Зубовых задержался после почтительного поклона, ожидая вопросов.
– Что так скоро с охоты? – ласково улыбаясь и протягивая руку одному и другому брату, спросила Екатерина. – Я не ждала так скоро вас видеть… Хотя очень хорошо, мой друг, – обратилась она к Платону. – Сердце вам, должно быть, подсказало… Со мной тут неожиданно приключились снова противные колики, но милый мой Роджерсон так же скоро помог… Видите: я снова чувствую себя хорошо… Идите, Роджерсон. Я всё сама расскажу. Уж я теперь могу лечить себя, вместо вас… Хорошо знаю всякие порядки и лекарства…
Роджерсон отвесил поклон и ушёл.
– Я так был встревожен, матушка-государыня, когда мне сказали…
– Вижу… верю. Но успокойся. Ещё повоюем… и поживём. Сама виновата. Не побереглася давеча на молебствии в соборе… Забываю, что не двадцать мне годочков по-прежнему… когда ни холод, ни жар, ни усталь неведомы были… Ну, да ничего. А удачно ли полевал, друг мой?
– Ничего. Завтра будем есть рагу из зайца собственного лова.
– Великолепно. Очень люблю это рагу… Ты весьма кстати поспел. Там явился принц по моему приглашению… Сам желает рассказать мне о своей августовской баталии. Мне приятно будет, чтобы и ты послушал… Мальчуган мой милый, а ты что такой грустный стоишь? Я здорова. Так, пустое было. Верь мне, – обратилась Екатерина к Валериану, который скромно стоял поодаль с печальным, смущённым видом.
– Слава Богу, ваше величество! Я уж очень испугался… Да, сейчас вижу: и следа нет недуга… Правду сказать, я теперь об ином грущу. Вот, слышу, подвиги кругом свершаются. Принц приехал. Героем. Победу посылает Господь моей государыне на суше и на морях. А я тут сижу, время теряю. Хотелось бы и мне послужить родине и моей дорогой государыне.
– Ого! Знаю… слышала… Мой маленький Баярд[153]
… Мальчик ты мой писаный… Отличиться охота? Не терпится? Ну, иди сюда, милый… Красавчик ты мой… – как ребёнка, стала Екатерина гладить по волосам и по лицу Валериана, который весь зарделся от гордости и удовольствия. – Успокойся. Потерпи. Недолго уж осталось. Я писала светлейшему. Ответа жду со дня на день… Туда тебя и пошлём… На суше всё же поспокойнее, чем на воде. Жаль мне будет, если что случится. Ишь, куколка какая ты… Создан природой на удивление. Не красней. Я могу тебе это сказать. Других не слушай… Вот заметила я: княжна Голыцина очень с тобой махаться стала… Ого… Совсем загорелся мальчик… Неужели серьёзное дело пошло? Рано руки целовать. Глаза мне не отведёшь тем… Ну, будет. Позвони, узнай: есть там принц? Пусть зовут его, если приехал…Бодрый, статный несмотря на года, интересный в своём белом с голубым мундире, принц Нассау-Зиген скоро появился в покое.
– Рада, рада вас видеть, принц… – протянув руку для поцелуя и указывая место у постели, встретила героя Екатерина. – Здоровайтесь, садитесь, рассказывайте: как себя чувствуете после боевых приключений? Я читала подробную реляцию.[154]
Но послушать очевидца – это совсем иное, чем читать холодные строки… И обсудим заодно: что дальше делать предстоит… Нам пишут из Версаля, из Лондона, из Берлина, со всех сторон, что следует выиграть одну-две баталии и мир будет подписан на самых выгодных для нас условиях… Поглядим. Я немножко расклеилась. А вот один ваш вид действует на меня уже чудесным образом… Говорите же. Мы слушаем вас…