– Конечно, ваше величество… ваше высочество… в душу людей, в глубины её может проникнуть Единый Господь. Но за верное могу сказать: императрица искренно желала бы пойти на всякие уступки, какие вы пожелаете, если это в её власти… Даже в вопросе о вере будущей королевы нашей… Вчера ещё призывала она главного митрополита и после разных объяснений прямо поставила вопрос: «Может ли внучка моя из греческой веры перейти в иное христианское исповедание без потрясений особенных?..» Хитрый поп не дал прямого ответа. Он, подумав, одно только сказал: «Ваше величество, вы – всемогущи! Ваша воля, ваша и власть, данная от Господа. Я – раб смиренный, исполню, как приказать изволите». Императрица поняла хитрую уловку. Попы все против. Народ и подавно. Значит, думают свалить на государыню последствия. А этого не допускает государственная мудрость. Вот отчего нельзя исполнить законного и естественного желания вашего величества: видеть жену единоверной себе… И нисколько не играют тут роли какие-либо посторонние соображения, политические или личные, как, может быть, докладывали вашему величеству…
– Нет, мне никто… Я сам думал, что гордая Екатерина и все эти грубые, самонадеянные люди, окружающие её, решили за меня… Хотят предписывать законы мне и моей стране, «лилипутскому царству», как зовут её советники императрицы… Но у нас есть острые мечи, и они ещё в сильных руках, благодарение Богу… Однако если вы говорите… ручаетесь…
Густав вопросительно посмотрел на регента, хранящего загадочное молчание. Тот заговорил:
– Я тоже слышал о разговоре с митрополитом… Что касается фанатизма русских в своей вере, это старая вещь… И если случалось русским принцессам вступать в брак с западными государствами… Как Анне Ярославне с французским королём, как дочери князя московского, выданной за польского короля – они оставались в греческой вере, имели даже своих попов и иконы… Молились по-своему… Только не очень напоказ… Это ещё можно бы как-нибудь устроить… Но вы, Штединг, не сказали ещё одного, не менее важного… А по политическим условиям, пожалуй, более значительного, чем вопрос о вере…
– Что? Что такое, Штединг?
– Вот именно об этом я и хотел сейчас, ваше величество… ваше высочество… Речь идёт, конечно, о секретном пункте, о помощи, которую мы должны дать русскому двору против Франции в случае, если Австрия с Россией…
– Против Франции? Никогда. Мы же подписали тайный договор… Даже часть субсидии поступила в нашу казну… Да разве мы можем?!
– Успокойтесь, ваше величество, – заговорил мягко регент, – конечно, об этом пункте и толковать нельзя. Но мне думается, что он нам предъявлен с особой целью. Здешнему двору хочется выведать основания тайного договора Швеции с Францией и потому…
– В самом деле… Это усложняет вопрос… Как же быть?
– Позвольте мне сказать, ваше величество, – торопливо заговорил Штединг, желая предупредить регента.
– Пожалуйста. Я слушаю.
– Конечно, пункт не приемлем. Но, мне сдаётся… Прошу прощения у вашего высочества, смею думать: здесь не хитрость, не желание только выведать наши отношения к Франции. Императрице желательно наперёд обеспечить себя и свою политику с разных сторон… Но я взял на себя смелость уже после общей беседы нашей с Морковым и Зубовым в присутствии его высочества и регента ещё раз поговорить на этот счёт… Безбородко видел государыню… говорил ей… Думаю, на этом секретном пункте особенно настаивать не будут…
– А вместо него потребуют иных уступок, как полагаете, Штединг?
– Не знаю, ваше высочество, отгадчик я плохой, – сдерживая своё раздражение, ответил посол.
– Что же, тогда, значит, надо подождать, как дело дальше пойдёт? Или прямо им отрезать, чтобы скорее всё привести к концу? Как думаете, герцог? А вы, господа? Скажите ваше мнение. Вы слышали всё.
– Слышали, ваше величество. Мнение наше известно и герцогу, и графу. Союз, предлагаемый вам, послужит на благо и величие Швеции. Так что ради этого можно пойти и на некоторые уступки… А затем воля вашего величества.
– Моё мнение такое же, – отозвался и второй советник, отдавая поклон регенту и королю.
– Я тоже полагаю, что на известного рода уступки можно пойти из уважения к религиозному фанатизму, к предрассудкам русского народа… Можно не требовать от княжны явного, прямого отречения от греческой веры…
– В этом вопросе, как я вижу, между нами царит полное единодушие… кроме вас, дядя?
– Нет, нет. Я тоже за союз… только при соблюдении известных условий. Мне думается, входя в родство с императрицей; надо не забывать и остальных государей, влияние которых может быть полезно или вредно нашей родине…
– Ах, – быстро подхватил Штединг, довольный, что подвернулся случай поддеть старого хитреца, – ваше высочество, наверное, желаете сообщить что-нибудь о том, что несколько раз и подолгу обсуждал с вами лорд Уайтворт? Конечно, мнение британской короны для нас важно…
Густав вопросительно посмотрел на регента, и открытое изумление выразилось на его лице.
– Переговоры с Уайтвортом… Но, ваше высочество…