Но никому это не бросалось в глаза.
Когда кончились представления, Екатерина ласково поговорила с Елисаветой, нарядной, свежей, сияющей, которая словно и не замечала недружелюбных взглядов, какие кидала в её сторону тёща, великая княгиня.
Разгоревшись от танцев, молодая женщина была прелестна.
– Весело тебе, моё дитя? Ты с кем танцуешь? С Чарторийским, со старшим? Всё с ним, милочка? Смотри, не вскружил бы этот франт твою умную головку. Положим, мой Александр не ревнив. Спокойный муж. Даже, может быть, чересчур… Но всё-таки будь осторожней… Веселись, играй… только не заигрывайся… Ступай, я хочу посмотреть… Люблю видеть тебя в танцах… Вон твоя Варя Головина. Батюшки, совсем присела в реверансе. Я с нею поболтаю. Прямая она, честная душа. Дружи с ней… Я рада вашей близости… Ну, иди…
Отпустив Елисавету, императрица дала знак Варваре Николаевне Голицыной, теперь уже по мужу Головиной, которая только что выпрямилась после глубокого почтительного реверанса.
Девушка быстро подошла, снова делая реверанс.
– Пожалуйте, пожалуйте сюда. Будет вам нырять. Ну, пока меня не усадили за мою партию, рассказывайте, что нового? Вы не удивляетесь, что я стала выезжать в свет? Что делать: внучку пора пристроить. Приходится подумать и об этом…
– О, ваше величество, для такой восхитительной невесты можно будет как-нибудь подыскать жениха, – лукаво, в тон государыне, ответила разбитная, остроумная девушка, часто беседующая с Екатериной и успевшая освоиться с ней.
– Могу поделиться с вами большой тайной. Только, чур, молчать, – весело прошептала государыня. – Я и жениха подыскала. Угадайте, кого? Не знаете? Хочу выдать её… – Екатерина оглядела толпу и остановилась взором на пожилом, некрасивом, но очень богатом вдовце, графе Шереметеве, – вот за Шереметева. Партия, кажется, приличная, как думаете?
– Как же, я слыхала, ваше величество… Но, говорят… родные жениха несогласны! – сразу выпалила проказница, приняв самый наивный вид.
Екатерина громко рассмеялась.
– Это прелестно… «Родные его несогласны!..» Спасибо! Утешила… Как мило! Лев Александрович, послушай, поди-ка сюда! Этого и ты бы не придумал… Слушай, что она говорит, эта резвушка, хохотунья, насмешница!..
И императрица, смеясь, передала Нарышкину шутку девушки. Потом снова поглядела на неё, на себя, опять на неё. И сразу обратилась с вопросом:
– Послушайте, скажите правду Мне кажется, вы сейчас почему-то смеётесь надо мной? Что такое? Говорите прямо. Знаете, я вас люблю и не обижусь. Что случилось? Отчего огонёчки танцуют в этих плутовских, красивых глазах? Ну!
– Простите, ваше величество. Если вы приказываете… Ваш веер…
– Мой веер… Разве его не следовало брать? У всех вон веера. Я и приказала…
– Верно, ваше величество… Вы в первый раз его взяли… он стесняет вас…
– Ах, вот что… Не так держу… Словно салют отдаю… Теперь вижу… Благодарю тебя, дитя моё. Так хорошо?.. Видишь, я понятлива… Ах, милое дитя… Правда, я похожа на простушку, попавшую во дворец… на старую простушку, надо добавить… Всё некогда было учиться манерам… Другие случались дела…
– Выше, славнее, ваше величество, всякой светской науки…
– Лев, убери её, поди танцуй с ней в наказание за такую лесть… А ко мне, я вижу, идут, будут звать к игре… Вот это – моё дело… Чертков ожидает уже свою партнёршу. И граф Александр Сергеевич… Все тут… Вот идут… Иди, стрекоза, танцуй… Только кавалера помоложе найди. А этот со мной играть поплетётся…
Гремят полонезы, контрдансы, плавно несутся звуки экосезов, менуэтов.
И все смотрят с особенным вниманием на одну пару, на юного короля, который чаще всего выбирает своей дамой внучку Екатерины. И глаз не сводит во всё время танца с рдеющего личика своей дамы. Её пальцы едва касаются его твёрдой руки. Изредка только подымает она свои ясные взоры. Но он чувствует, что эти тоненькие, трепетные пальцы, эти ясные, мерцающие глаза излучают какую-то силу, согревающую ему сердце, волнующую обычно холодную кровь, туманящую его рассудительную, упрямую шведскую голову.
28 августа 1796 года выпал чудесный, ясный день.
Солнце как будто решило обласкать своими лучами на прощанье этот бедный болотистый уголок земли, который на долгие месяцы потом будет окован холодом и тьмою.
Стоит тёплое бабье лето. Природа медленно умирает. Пожелтелые листья шуршат под ногой.
В такую пору у людей ярче просыпается в душе полу забытая любовь, угасающее чувство снова вспыхивает, как огонь в лампаде перед тем, как затухнуть совсем.
А лужайки, аллеи и боскеты Таврического парка, галереи, покои и глубокие оконные амбразуры самого дворца теперь, в пору увядания, замирания природы, в пору последних ясных дней, были свидетелями быстрого зарождения и яркого расцвета любви двух юных прекрасных сердец.
Солнце, лёгкая синева небес, освежённая зелень лугов, пышные цветы на клумбах, развесистые деревья в загадочных аллеях – вся природа словно замерла в одном ясном, тёплом, волнующем созвучии, помогая юной любви.
Ясные дни сменяются тихими, звёздными ночами.