Екатерина Великая. Завершение Золотого века

«…вижу я трактование пространное о действиях на Измаил, но не нахожу тут вредных для неприятеля положений. Канонада по городу, сколько бы она сильна ни была, не может сделать большого вреда. А как Ваше Превосходительство не примечаете, чтоб неприятель в робость приведен был, то я считаю, что сего и приметить невозможно. Конечно, не усмотрели Вы оное в Килии до самой ея сдачи, и я не приметил такожде никакой трусости в Очакове до самого штурма. Теперь остается ожидать благополучного успеха от крайних средств, которых исполнение возложено от меня на господина Генерал-Аншефа и Кавалера Графа Александра Васильевича Суворова-Рымникскаго».

Потемкин, весьма озаботился положением дел. Надобно было, напротив, возобновить наступательные действия на Дунае. Для совершения сего дела, вестимо, на взгляд Главнокомандующего, лучше всего было назначить Суворова, коий и был вызван им в Яссы.

* * *

После подписания и празднования мирного договора с шведами, государыня Екатерина Алексеевна простудившись, хворала кашлем около трех недель, но, узнав, что адмирал Чичагов в Петербурге, еще не совсем выздоровевшая императрица, пожелала увидеть его. Государыню предупреждали, что адмирал почти не бывал в хороших обществах, и иногда употребляет неприличные выражения и может не угодить ей своим рассказом. Но императрица осталась при своем желании. На следующий день старый моряк, вошел на своих кривоватых ногах в ее кабинет, однако она отметила его прямую осанку. Чичагов трижды склонился в глубоком поклоне Святым образам, засим учинил земной поклон императрице. «Совсем, как граф Суворов», – подумала Екатерина. Она приняла его милостиво, посадила супротив себя, и, желая послушать рассказы о его морских походах, предложила:

– Поведайте мне, Василий Яковлевич, как вам теперь живется, предвидятся ли каковые морские сражения на Балтийском море?

Глухо кашлянув в кулак, адмирал смущенно ответствовал:

– Не думаю, государыня-матушка, что мне доведется еще командовать в сражениях, ибо на Балтике у русского флота соперников не осталось. Одно движение эскадр, выводимых мною в море, настолько внушительно, что никто, мыслю, не решится противодействовать нам.

– Ах, как мне приятно таковое слышать, адмирал!

Старое, побитое морской солью лицо Чичагова порозовело, он, скромно устроившись на краю кресла, стеснялся взглянуть в лицо государыни. Екатерина паки обратилась к нему:

– Расскажите, милостивый Василий Яковлевич, как вы воевали с нашими ненавистными соседями?

Контр-адмирал, немного смутившись, не ложной аттенцией императрицы, скромно изрек:

– Неловко, Ваше Величество, сражения все были тяжелые, кровопролитные…

– Я с удовольствием вас послушаю, любезный Василий Яковлевич, – настаивала Екатерина Алексеевна.

Видя, что надобно говорить, Чичагов, решившись, начал:

– Ах, государыня-матушка, много было с ними сражений! Посудите сами, – и он принялся загибать, плохо сгибающиеся пальцы, – Гогланд—Мост Квиструм—Эланд—Роченсальм—Ревель—Фридрихсгам—Красная горка—Выборг—Роченсальм, все оные географические названия в моей памяти навсегда!

– Ну, расскажите о самых важных сражениях, адмирал!

– Ну, взять прошлый год, Ваше Величество, тринадцатое августа. Шведский флот общим числом сорок девять кораблей под командованием адмирала Карла Эренсверда укрылся на Роченсальмском рейде среди островов. Шведы перегородили единственный доступный для крупных судов пролив Роченсальм, затопив там три судна.

– Вот как! Пожертвовали кораблями?

– Это мелочи, государыня-матушка! – рассказывал, все оживляясь адмирал. – В тот день восемьдесят шесть русских кораблей под командованием вице-адмирала Карла Нассау-Зигена начали атаку с двух сторон. Южный отряд под командованием генерал-майора Ивана Петровича Балле, в течение нескольких часов отвлекал на себя основные силы шведов, в то время, как с севера пробивался флот, командиром коего был наш контр-адмирал Юлий Литта. Корабли вели огонь, а назначенные команды матросов и офицеров прорубали проход.

– Трудно даже вообразить себе, как все оное учинялось…, – уважительно заметила императрица.

Не привыкнув говорить в присутствии императрицы, Чичагов чувствовал себя скованно, но, ободренный ее аттенцией, постепенно увлекся, и, наконец, пришел в такую восторженность, что стал кричать, махать руками и горячиться, как естьли бы разговаривал с товарищем.