Екатерина Воронина

Они не спорили, не пререкались, наоборот, соглашались друг с другом. Но это было лишь оболочкой: интересы этих двух людей были диаметрально противоположны.

Леднев слушал Елисеева с неприязненным и критическим выражением лица, перебивал, старался сбить разными коварными вопросами — это была оболочка. Но когда Елисеев кончал свои объяснения, Леднев оборачивался к Косолапову и разводил руками: «Ничего не поделаешь. Я бы рад установить вину своих подчиненных и наказать их, но против фактов не попрешь». И это было уже сутью его поведения.

Точно то же самое делал и Косолапов, когда объяснения давал Кушнеров — маленький, толстенький брюнет в очках. На лице у него было желчное выражение человека, который знает, что его все равно будут ругать: такова уж традиция — все сваливать на железнодорожников.

Хмуря седые лохматые брови, Елисеев вытащил из планшетки ведомость:

— Вот извольте полюбоваться, товарищ Косолапов, сколько раз ваша станция срывала нам подачу вагонов.

Косолапов просмотрел ведомость и предупредительно протянул ее Ледневу. Потом обернулся к Кушнерову: «Вот как вы, работаете, товарищ Кушнеров!» — хотя отлично знал, что Кушнеров ни в чем не виноват: ему управление дороги, то есть он же сам, Косолапов, недодает вагонов.

Тогда Кушнеров, в свою очередь, вытащил из записной книжки листок, в котором были записаны все случаи, когда порт срывал погрузку и выгрузку вагонов.

— Плохо работаете! — сказал Леднев Елисееву, хотя отлично знал, что это происходит из-за неравномерного движения флота, в чем виноват не Елисеев, а главным образом он сам, Леднев.

В этом дипломатическом разговоре Катя тоже нашла свою роль. Молчанием она предоставляла этим людям право решать ее судьбу.

Эта позиция, такая естественная в ее положении, была в то же время удобна и по отношению к Ледневу лично: официальной сдержанностью отгораживалась от его настойчивых взглядов.

— Этот участок ведет скоростную обработку судов, — сказал Леднев. — Ну конечно, не хочет брать на себя простой — все показатели летят.

Это замечание было обращено к Косолапову и Кате. Косолапову подчеркивалось, что работа участка как передового имеет особое значение и тем, следовательно, больше вина железной дороги. Для Кати же предназначалось уважительное признание ее заслуг.

Но Кате не понравилось скрытое в этом замечании снисходительное дружелюбие: точно они здесь не дело делают, а устраивают не то парад, не то юбилей.

Катя показала на краны, выгружавшие муку из трюмов «Армении».

— Делаем двойную работу — выгружаем муку на склад, а потом будем из склада грузить в вагоны. Много тысяч рублей выбрасываем на ветер.

Некоторое время все молча смотрели на работающие краны, на маленькие юркие электрокары, перевозящие муку на склад.

Потом Леднев с досадой спросил Елисеева:

— Зачем вы это делаете? Денег не жалко? — И уже для Косолапова добавил: — Вагоны-то, ведь будут.

Он посмотрел на Катю. В глазах его и в уголках рта появилось предназначенное ей одной теплое выражение. Робость этого выражения, осторожная мимолетность его тронули Катю.

Косолапов слушал этот разговор с мрачным видом, точно не понимая, зачем люди тратят свое и его время на пустые пререкания. Потом приказал Кушнерову:

— Подбросьте десяток вагонов под муку за счет машиностроительного. А к вечеру я подошлю резервный маршрут.

— Слушаюсь, — ответил Кушнеров.

Он обернулся к Кате:

— Вы подготовитесь за полчаса?

— Постараюсь.

Кушнеров и Косолапов уехали.

С Леднева соскочила его официальность. Он подмигнул Елисееву и Кате:

— Проучили железнодорожников!

Катя сухо сказала:

— Сегодня мы их проучили, завтра они нас. Так и учим друг друга…

— А умнее от этого не становимся, — совсем развеселившись, подхватил Леднев. — Вы это хотите сказать?

— Это, — невольно улыбнулась Катя.

— Ничего, — уверенно проговорил Леднев, — все впереди, и все со временем наладится.

— Мне надо пойти распорядиться насчет приемки вагонов. Разрешите? — сказала Катя.

— Да, пожалуйста, — ответил Леднев, — займитесь маршрутом, а мы с Иваном Каллистратычем пройдем по хозяйству. — И по-начальнически добавил: — Через час я вернусь сюда — посмотрю ваши дела…

Со дня открытия навигации Катя ни разу не видела Леднева. Зато в предпочтении, которое отдавалось ее участку, Катя чувствовала его благожелательную руку. Она по-прежнему была признательна Ледневу за помощь, но неожиданная вспышка чувства к этому человеку, которая была у нее тогда дома, когда она лежала и думала о нем, теперь, казалось, уже прошла.

Первые дни она старалась не выходить из конторки, вздрагивала при каждом телефонном звонке, с волнением поднимала трубку… В течение двух недель он ни разу не позвонил ей. И, конечно, она не звонила ему.

Именно поэтому она так холодно и официально держалась с ним сегодня. Ей ничего не нужно, она настолько свыклась со своим одиночеством, что все это, даже такое незначительное, причиняет ей боль.