Екатерина Воронина

Сутырин любил утреннюю вахту. Никто не беспокоит, не дергает, плывешь и смотришь на реку, чистую, ясную, свежую. Уходят назад села: Буртасы, Красновидово, Антоновка, Юрьевские Горы… Вот и синие воды Камы. Они идут по левому берегу, долго еще не сливаясь со светлыми водами коренной Волги, но образуя вместе с ними ту Волгу, которая начинается за Камским устьем, — широкую, могучую, бескрайнюю.

На необозримом просторе суда кажутся маленькими, медленно плывущими, с трудом преодолевающими необъятную водяную гладь. Бесконечной лентой тянутся по левому берегу камские плоты с аккуратными бревенчатыми избушками, неожиданным на воде дымом костров. Идут снизу нефтеналивные суда «Волготанкера» с двумя красными полосами на трубе. Маленький буксирный пароходик тащит за собой огромный грузовой дебаркадер; пароходишко пыхтит изо всех сил, но колеса его «балакают», медленно перебирают своими плицами.

На горе — четыре элеватора, громадные, похожие на средневековые башни. На берегу ломают мел, разрабатывают известняк. Тракторы ползут на дальнем горизонте. На больших пристанях — горы хлопка.

И опять города, села, деревни, пристани, порты, поселки, фабричные трубы, нефтяные вышки, груды строительных материалов, экскаваторы, землечерпалки, деревья, избушки, леса и перелески, поля и поля. Мосты, под которыми по-особенному шумит машина и бурлит вода за кормой… На волнах качается лодка, рыбак высоко поднимает огромную стерлядь — купи, мол! Хорошо бы такую на обед, всей бы команде ухи хватило, да нельзя останавливаться, не будить же из-за этого капитана…

На протяжении трех тысяч километров реки Сутырин в любое время суток узнавал местность: каждую деревню, каждую пристань, каждую избушку бакенщика, чуть ли не каждое дерево. Он знал все бесчисленные суда, их старые и новые названия, годы постройки, все сколько-нибудь значительные события их жизни, всех их капитанов с незапамятных времен… Здесь работали отец, дед, прадед, и все, что ни есть в жизни, связано с Волгой.

Сутырин начал сдавать вахту первому штурману Мелкову, как вдруг в рубке появился капитан.

Приход капитана в такой неурочный час удивил всех: на судне все в порядке, впереди ничего сложного не предвидится. Но никто не входит в обсуждение действий капитана. Пришел — значит, надо.

Кругом расстилались пустынные берега. Голые скаты гор, низкие, изрытые ручьями, образовывали далеко выступающими в воду мысами длинную цепь, однообразную, бескрайнюю. Иногда виднелись отары овец и опять низкие горы без лесинки, без дерева.

Воронин просмотрел вахтенный журнал, приборы. Оба штурмана стояли рядом с ним. Сутырин услышал за своей спиной, как еще кто-то вошел в рубку. Он оглянулся. Это были старший механик Муртазин и боцман Пушин.

— Вызывали, Иван Васильевич? — обратился к капитану Муртазин.

Воронин задал несколько вопросов Муртазину и Пу-шину, заговорил о якорях, которые надо сдать в ремонт, о времени прибытия в Красноармейск.

— Если дальше так пойдем, — сказал Мелков, — то придем до срока. Часа два на графике сэкономим.

Механик Муртазин, невысокий, коренастый татарин, рыжеватый, с рассеченной верхней губой и с тремя отрубленными на левой руке пальцами, стоял, прислонясь к двери, в той независимой позе, которую он всегда принимал, разговаривая со штурманами и даже с самим капитаном. При словах Мелкова он презрительно улыбнулся и не удержался, чтобы не задеть верхнюю команду:

— Два часа на рейсе сэкономим, а потом суток трое простоим… Экономия!

— Грузчиков у них не хватает, — как бы не замечая ни тона, ни иронии Муртазина, сказал Воронин. — Надо будет поставить команду на выгрузку.

Нервное лицо Муртазина сразу посерело, раскосые глаза еще больше сузились.

Воронин повернулся к Сутырину, пристально посмотрел на него..

— Подготовите списки людей, которых сумеем поставить на разгрузку.

— Слушаюсь, — ответил Сутырин.

— Теперь у Сергея Игнатьевича дело веселее пойдет, — ни к кому не обращаясь, сказал Воронин. — Он у нас теперь человек женатый… молодой женой обзавелся.

— Да уж, так вот… — озадаченно пробормотал Сутырин, чувствуя, что возражать нельзя.

Мелков повернул к ним свое бледное, болезненное лицо.

— А мне-то жена говорит: «К Сутырину супруга приходила». Какая, думаю, супруга? Все был один, а тут на тебе.

На самом же деле жена сказала Мелкову, что у Су-тырина ночевала посторонняя женщина и какое это безобразие — так делать на глазах у людей.

— Да уж бабам только языки чесать, — сказал Муртазин, давая понять, что и его жена говорила ему об этом.

— Познакомил бы, — сказал Воронин. — Твоя-то у моей дочери работает?

— Да, крановщицей, — ответил Сутырин, понимая, что ему теперь остается только соглашаться с капитаном.

— Как же, знаю, — заключил Воронин, как бы подтверждая своим авторитетом факт женитьбы Сутыри-на. — Так сегодня списки людей составьте, — снова заговорил он. — И радируйте: «Идем скоростным рейсом, людей мобилизуем на разгрузку… Просим сразу поставить к причалу».

— Слушаюсь, — ответил Сутырин.