Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)

Дурости Короля Шведского неописанны, лжи и клеветы его безконечны. Ныне пришла весть из Дании, что он прислал сказать в Швецию, будто он у нас взял Нейшлот, что сущая ложь. Он двойжды приходил к Фридрихсгаму и столько же раз паки от него отошел, а после последнего раза Армфельд, его любимец, прислал письмо с трубачем к Князю Лобанову¹, чтоб установить картель для размена пленных, в коем дает выразуметь, что чрез сие они хотят открыть договоры о мире. А на другой день тот же Армфельд писал, но без подписи письмо к Ген[ерал]-Пор[учику] Гинцелю, где уже о мире говорит яснее. Из чего я заключаю, что естьли чрез месяц после поданной ноты шведским секретарем, в которой гордые и полубешенные кондиции вписаны были, на коих требовали — да или нет, — ныне начали брать иной тон, то знатно, что им или худо от голода или бунта, или приходят к ним вести отовсюду неприятные, либо хотят удержать теми переговорами или слухом об оных датчан, чтоб не решились в нашу пользу. И как все предприятия Его Величества Шведского основаны, повидимому, на лжи, клевете и каверзах, то я решилась не спешить ответом, чтоб яснее видеть, что откроется по обстоятельствам. Все же переговоры твердые с вероломцем постановить трудно, а когда Финляндия откажется от его подданства, да шведы соберут Сейм, тогда можно будет Фуфлыге-богатырю подстричь крылья, чтоб впредь летал пониже².

Я, мой друг, здорова и желаю то же и от тебя услышать. Прощай. Дай Боже тебе всякое, всякое, всякое благополучие и щастие.

Слух носится, будто Грейг еще шведский корабль 64 пушечный сжег и 600 пленных взял, но от него еще не имею о сем вести, а только ведаю, что он 29 июля был в виду Ревеля.

Июля 31 ч., 1788

По написании сего прислан ко мне от финских войск депутат майор Егергорн³ с мемориалом на шведском языке, что они участия не имеют в неправильно начатой Королем войне противу народного права и их законов, и много еще от них словесных предложений. Мой ответ будет, по моим мыслям, в такой силе, что естьли они изберут способы те, кои их могут зделать от шведов свободными, тогда обязуюсь их оставить в совершенном покое, а переведаюсь со шведами. Что далее будет — к тебе напишу. Датчане 15 ч. июля признали Казус федерис[351] и немедленно хотели начать действие водою и сухим путем. Грейг заподлинно сжег корабль 64-пушечный. Шведский флот от него между каменьями прячется. Пленные сказывают, что в Свеаборге лишь на неделю провиата, а подвозимый — Грейг старается перенять и одно судно уже взял.

880. Г.А. Потемкин — Екатерине II

6 августа [1788]. Под Очаковом

Ногтееды на двух пальцах правой руки, на большом и указательном, не о[т]пускали меня писать. Теперь проходят. Капитан-паша, матушка Всемилостивейшая Государыня, опять пришел со флотом¹ и стал у Березани мелкими судами, а большими за Березанью. Часть же отправилась к Хаджибею. Очаковцы весьма упорно обороняются. Пред приходом капитан-паши Александр Васильевич Суворов наделал дурачества немало², которое убитыми и ранеными стоит четыреста человек лишь с Ф[ишера] батали[она]³. У меня на левом фланге в 6 верстах затеял после обеда шармицель, и к казакам соединив два бат[алиона], забежал с ними, не уведомя никого прикосновенных, и без пушек, а турки его чрез рвы, коих много по берегу, отрезали. Его ранили, он ускакал в лагерь, протчее все осталось без начальника. И к счастию, что его ранили, а то бы он и остальных завел. Я, услышав о сем деле, не верил. Наконец послал пушки, под которыми и отретировались, потеряв 160 убиты[ми], остальные ранены.

Давно не имев известия, крайне мучусь тоскою, что делается. Матушка Государыня, не могу писать, болят пальцы.

Вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

P.S. Прилагаю здесь сообщение Гра[фа] П[етра] Ал[ександровича]⁴.

881. Екатерина II — Г.А. Потемкину