Что-то написано было на сем листе. Уж верно брань, ибо превосходительство Ваше передо мною вчерась в том состояло, что Вы были надуты посереди сердца, а я с сокрушенным сердцем была ласкова и искала с фонарем любви Вашей утомленную ласку, но до самого вечера оная обретать не была в силе.
Что же зделалось? О, Боже! лукавство мое поправило то, что чистосердечие испортило. Брань родилась третьего дни оттого, что я чистосердечно искала дружески и без хитрости лукавства и приуготовления — изъясниться с Вами о таких мыслях, кои нельзя было думать, чтоб кому ни на есть могли быть предосудительны, но напротив того, они еще были в собственную Вашу пользу. Вчерась же вечеру я поступала с лукавством нарошно. Признаюсь, нарошно не посылала к Вам до девяти часов, чтоб видеть, приидешь ли ко мне, а как увидела, что не идешь, то послала наведаться о твоем здоровье. Ты пришел и пришел раздут. Я притворялась, будто то не вижу. И, норовнее во всем тебя, довела сердце и дуванье до упадка и видела с удовольствием, что ты сим уже от нее рад был отделаться. Ты скажешь, что просил у меня ласковое письмо и что я вместо того делаю рекапитуляцию брани. Но погоди маленько, дай перекипеть оскорбленному сердцу. Ласка сама придет везде тут, где ты сам ласке место дашь. Она у меня суетлива, она везде суется, где ее не толкают вон. Да и когда толкаешь ее, и тогда она вертится около тебя, как бес, чтоб найти место, где ей занять пост. Когда ласка видит, что с чистосердечием пройти не может, тот час она облечет ризы лукавства. Видишь, как ласка хитра. Она всех видов с радостию приимет, лишь бы дойти до тебя. Ты ее ударишь кулаком, она отпрыгнет с того места и тот же час перейдет занимать способнейшее по ситуации, дабы стать ближе не к неприятелю, но к ее другу сердечному. Кто же он? Его зовут Гришенька. Она преодолевает его гнев. Она ему прощает неправильное коверканье ее слов. Она крутым его речам присваивает смысл уменьшительный, спыльчивые пропускает мимо ушей, обидные не принимает на сердце или старается позабыть. Одним словом, ласка наша есть наичистосердечнейшая любовь и любовь чрезвычайная. Но сердись, буде можешь, и отвадь нас, буде способ сыщешь, быть чистосердечной. Великий найдешь барыш. Раздумайся, раздуйся, но, пожалуй, хотя мало, соответствуй, и оба будем довольны.
Ласковое Ваше письмо с сумазбродным предложением я получила, и понеже я в полном уме и в совершенной памяти, я оное кину в печь, как лишнюю и недельную бумажку. Я сие принимаю без сердца, ибо мысли мои незлобны и я могу человека не хотеть в том или другом месте, думая, что он годен и способен в других. А об прочих, кажется, нигде и упомянуто не было. Вы были в намерении браниться. Прошу повестить, когда охота пройдет.
Душенька, я взяла веревочку и с камнем, да навязала их на шею всем ссорам, да погрузила их в прорубь. Не прогневайся, душенька, что я так учинила. А буде понравится, изволь перенять. Здравствуй, миленький, без ссор, спор и раздор.
Хотя мои цыдулки у тебя наровне трактованы с дражайшими письмами умной твоей кузины, но однако я не могу тебе не сказать в ответ на твою записку
Голубчик, возвращая к Вам письмо Господина Браницкого, прилагаю цыдулу к Маврину1
, которой ортографию прошу поправить. Сей человек усерден и со здравым рассудком: он об заводских крестьян что говорит, то все весьма основательно, и думаю, что с сими иного делать нечего, как купить заводы и, когда будут казенные, тогда мужиков облехчить.За ласку тебе спасиба, я сама ласкова же. Adieu, mon bijou, je Vous aime de tout mon coeur.[136]
И ведомо пора жить душу в душу. Не мучь меня несносным обхождением, не увидишь холодность. Платить же ласкою за грубости не буду. Откровенно быть я люблю и в сем нету затруднений в душе моей. Что ты болен, голубчик, о том жалею. Calmes Votre esprit, il lui faut du repos. Au reste Vous deves Vous en tier a la bonte de mon coeur, qui n'aime point a voir ou a faire souf-frir; j'aimerais bien a trouver la meme disposition dans les autres hommes vis a vis de moi.[137]
Хотя Вы мне сказали, что Вы ко мне неласковы, и я довольна, потому причину имела не быть к Вам ласкова и Вам то сказать, естьли б сие сходствовало с моими мыслями. Но как во мне ни единой неласковой нитки нету, то Вам в соответствие солгать не намерена для того, что подло для меня говорить то, чего с чувствием не сходствует, гяур!
Я буду весела, душа милая. Ей Богу! Я столь разтронута любовью твоей и твоим сожалением, что я б желала сыскать способ, чтоб ты позабыл прошедшего дня и все, что произходило, и чтоб более о том уже между нами упомянуто не было. Сударушка моя, сердечушко безценное.