Екатеринбург - Владивосток (1917-1922)

Министр был недоволен моим отказом, но попросил поработать в Комиссии по экономии, занимавшейся сокращением штатов служащих и урезкой их содержания, и в Комиссии по финансированию Южно-Сибирской магистрали, которую строил тогда Остроумов.

Обе комиссии были совершенно противоположны по заданиям, но я решил твердо стоять на своём мнении, что вводить сейчас экономию на кредитные обесцененные рубли совершенно невозможно по политическим соображениям. Правда, штаты министерств — не только нашего, но и всех остальных чрезвычайно разрослись. Но ведь в них пристроились беженцы, которых надо было кормить.

— Серьёзное сокращение штатов, — сказал я, — поведёт к большому недовольству правительством. По-моему, единственное радикальное средство это прекращение новых приёмов служащих, даже на те места, которые освобождаются при призывах в армию. Уменьшать же оклады при наличии падения стоимости кредитных денег невозможно. Наоборот, следовало бы их увеличить…

— Ваш взгляд совершенно расходится с заданиями комиссии, — ответил Михайлов. — Вы слишком широко смотрите на дело. Из-за ваших настояний погибло восемьдесят миллионов рублей, выданных нами разным заводам Урала.

— На это я могу сказать одно: зачем правительство без сопротивления отдало Урал? Ведь эти восемьдесят миллионов, в сущности, оцениваются теперь в четыре миллиона. А сколько железа получило правительство с Урала?..

Все сокращения свелись к увольнению нескольких мелких служащих.

Моё выступление в защиту просимой Остроумовым у казны ссуды в несколько десятков миллионов рублей на постройку следующего участка Южно-Сибирской магистрали было поддержано комиссией. Но Михайлов наложил своё вето, порекомендовав просить о займе у частных банков, которые без помощи Государственного банка ничего не могли сделать. Это было равносильно отказу.

В этом отношении министр оказался прав. Он перестал верить в благоприятный исход Белого движения. А давать деньги на постройку, когда железная дорога должна была подпасть под власть большевиков, было неразумно.

Однако Русско-Азиатский банк ухватился за эту идею, вероятно, под влиянием Гойера. Последнему адмирал Колчак вскоре предложил пост министра финансов, назначив Михайлова председателем Экономического совещания. Конечно, Русско-Азиатский банк дать заём Остроумову не смог, а надежды Гойера на поддержку займа во Франции не осуществились.

Я не знал о готовящейся смене министров и думал, что смена была бы неудачна. И в этом я не ошибся. Предложенная впоследствии Гойером реформа денежного обращения была до того наивна, что чуть было не подвела её автора под расстрел.

Реформа предлагала не принимать сибирские рубли в казённые платежи, а базироваться исключительно на царских кредитных билетах, которые и должны были приниматься Китайско-Восточной железной дорогой по десять копеек за рубль. Вот уж подлинно: унтер-офицерская вдова сама себя высекла… Курс сибирок после этого стремительно упал. Мне говорили, что кассы Русско-Азиатского банка, ставленником которого был Гойер, наполнены сибирками.

Отлично помню приём новым министром представителей банков.

Он сказал нам:

— Я был и есть банкир по профессии и, несмотря на министерский пост, остаюсь прежде всего банкиром.

И это было сказано в годы кровавой гражданской войны против коммунистов, которые не жалели слов на лозунги и кричали, что «вся власть рабочему народу»! А наш народ не очень-то любил банкиров.

Стало ясно, что Гойер не только останется банкиром, но и будет принимать к сердцу прежде всего интересы Русско-Азиатского банка. На съезде в Самаре я выступил против пожелания представителя этого банка открыть в Сибири отделение Французского банка. Служил я без жалованья, за что выговорил себе право отлучки во всякое время по моему усмотрению. На этот раз я согласился проехать в Харбин и Владивосток, для того чтобы прозондировать почву для открытия там комиссионерства нашего банка.

Ранее Михайлов предложил дирекциям банков перебраться в Иркутск, оставив в Омске для обслуживания местных отделений небольшой служебный персонал.

Этот вопрос разбирался в Банковском комитете, и даже удалось получить по одной теплушке на дирекцию. Этого было бы достаточно, если бы не требовалось вывозить безработный персонал.

В это время эвакуировалось артиллерийское училище, где мой сын состоял юнкером. Он прибежал к нам и сообщил, что начальник училища разрешил занимать свободные места родителям юнкеров. Это как нельзя лучше устраивало и мою семью, и персонал банка, ибо освобождалось четыре места. К тому же, покидая Омск в октябре, я избегал общей эвакуации города, которая, по моим расчётам, должна была наступить месяца через три, т. е. зимой. А ехать в теплушках зимой — верный способ или простудиться, или просто замерзнуть. Рассчитывать на то, чтобы получить топливо, которого могло не хватить и для паровозов, не приходилось.