Читаем Екатеринбург - Владивосток (1917-1922) полностью

Стало быть, достигнуть твёрдой цены кредиток возможно только при установлении размена их на золото. Если мы и установим размен, то банку предъявят все выпускаемые бумажные деньги. Стоит ли в таком случае их печатать? Так что же делать? Надо открыть биржу, где небольшой группе членов предоставилась бы возможность обменивать кредитки на иены, золото, доллары и на мелкое серебро. Небольшая группа людей займётся за невысокий процент обменом денег рядовых граждан. Предположим, Министерство на скупку кредитных денег станет давать в день по пять тысяч иен, что и будет частично заменять размен. Конечно, падение буферок будет продолжаться. Скажем, Министерство истратит на операцию полтора миллиона иен в год, что составит десять процентов на кредит от ста пятидесяти золотых гривенников. Это большой процент, но кто даст при переживаемых условиях заём за меньший? Наконец, поддерживая курс и покупая через биржу на твёрдые валюты наши кредитные рубли. Министерство приобретает почти равное богатство. Поэтому ошибочно говорить, что операция обойдётся в десять процентов, как предположил я. На самом деле затрата выразится, вероятно, в сумме не более двух-трёх процентов.

Ну, а если биржи не будет, что произойдёт? Кредитные рубли в месяц-два совершенно обесценятся, и правительству придётся вести своё хозяйство за наличный расчёт. Задача неисполнимая.

Моя речь была прослушана с интересом и одобрением. План ведения биржевых операций был одобрен Биржевым комитетом.

В помощники я пригласил своих безработных коллег, бывших управляющих банками А.Ф. Циммермана и Кульчинского. Последний вскоре от предложения отказался, решив уехать в Польшу.

Каждое утро я являлся к министру финансов и получал две-три тысячи иен. Ровно в полдень начинались биржевые операции. До этого с самого утра члены биржи приносили кредитные рубли и вручали их артельщику, отдавая приказы Циммерману на покупку иен по определённому курсу. Ровно в двенадцать начинались биржевые операции и продолжались всего полчаса. Это короткое время было единственным ограничительным средством для сбережения казённых иен.

Да простит меня Господь за моё откровенное признание в ловкости рук и в тех фокусах, к которым приходилось прибегать ради сохранения курса приморских кредитных рублей.

Работа была очень трудная и сводилась к следующему. Артельщики, быстро сосчитав кредитки, сообщали их общую сумму. Количество полученных иен было известно только мне. Я должен был быстро сообразить, насколько будут удовлетворены требования. Если иен было достаточно — легко было под конец поднять курс, но если их было мало — курс неизбежно падал. Начинал я обычно со вчерашнего курса, предлагая пакеты по сто и более иен. Я называл цену и, не имея покупателей, понижал её на копейку, потом на две и т. д. Этот аукционный способ требовал поддужного, так как никто в торговлю не вступал, ожидая ещё большего понижения. Когда курс подходил к назначенному министром минимуму, я отпивал глоток чая из стоявшего на столе стакана. Это был условный знак моему помощнику Циммерману, чтобы тот купил пакет иен по этому курсу. Он совершал покупку, конечно, на имя той же Кредитной канцелярии, которой принадлежали и иены, но об этом никто не знал. С этого момента члены биржи, боясь, что иен не хватит, вступали в торг, и курс поднимался. Так шло с небольшими колебаниями до тех пор, пока в кассе не истощалась вся наличность принесённых буферок. С этого момента, если оставались иены, опять по условному знаку выступал мой помощник, скупая их для Кредитной же канцелярии, чем курс несколько поднимался. После окончания работы биржи следовал подсчёт всех сделок и выводился средний курс, который и вывешивался у ворот дома «Кунста и Алберста» на Светланке, в котором было снято помещение под биржу.

Подходило двадцатое число — день выплаты жалованья правительственным чиновникам. Обычно накануне министр давал крупные суммы на поднятие курса рубля. Один раз он выдал сразу сорок тысяч иен. Курс взлетел вверх, по нему сделали расчёт жалованья. А на другой день мне отпустили только тысячу иен, и курс, конечно, понизился. Чиновники оказались в убытке, и началось совершенно справедливое недовольство биржей. Тотчас я подал докладную записку, настаивая на необходимости изменить систему выдачи жалованья, перейдя с месячного расчёта на еженедельный, что делало бы курс более равномерным и устойчивым. Но на это предложение последовал отказ. Выдачу иен стали сокращать, и бывали дни, когда мне давали вместо ожидаемых по плану пяти тысяч только пятьсот. Конечно, это привело к падению курса буферных кредиток, и месяца через два они совершенно исчезли с рынка. Взамен стали выдавать мелкое серебро, которое к этому времени японцы вернули нашему правительству в количестве двенадцати миллионов рублей. На поддержку курса серебра правительство ничего не отпускало. Курс вывести по паритету не удалось, он даже упал ниже стоимости содержащегося в серебряном рубле металла и оценивался в пределах тридцати семи — сорока сен за рубль.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары