Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922

Решено было в ближайшем будущем устроить специальное заседание, на котором слушали всех рассказчиков на эту тему.

К сожалению, заседание это почему-то не состоялось. Но зато другое пожелание – поблагодарить войска, участвовавшие во взятии города, устроив особый праздник, – было осуществлено. Я предложил в распоряжение совету пустующее помещение банка и мою квартиру. От имени Комитета решили устроить собрание представителей всех организаций, чтобы выбрать распорядителей праздника.

Тут же провели принудительную подписку со всех членов, дабы на собранные средства устроить торжественные похороны не только жертв революции, принадлежащих к буржуазии и интеллигенции, но и семидесяти рабочих Верх-Исетского завода, расстрелянных «товарищами». Их расстреливали те, кто так много кричал и негодовал по поводу Ленских событий.

Возвращаясь домой с заседания, я заметил огромную толпу, собравшуюся вокруг пьедестала памятника Александру II (сам памятник был уничтожен коммунистами.) С одной стороны этого памятника похоронены первые жертвы междоусобной войны – разумеется, красные воины. С тех пор это место постоянно привлекало внимание публики. То за ночь раскопают могилы и зальют их жидкостью из ассенизационного обоза, то жены и единомышленники убитых украсят их красными тряпками и подновят надгробную надпись: «Спите, орлы боевые». То вновь вместо красных бантов окажется на могиле дохлая кошка или собака, а поэтическая надпись заменится близкими сердцу народа нецензурными словами в три и пять букв.

Я подошел к толпе, очень пестрой по своему составу; кто-то ораторствовал и требовал вырыть трупы мерзавцев и восстановить памятник. Толпа бурно аплодировала… Оказалось, что в ночь на следующий день по распоряжению военного начальства трупы обманутых и заблудших в убеждениях людей были выкопаны и увезены в какое-то другое место для погребения.

После большевиков

Начался ряд заседаний Банковского комитета. Все мои коллеги стояли за скорейшую денационализацию банков. Один я держался иного взгляда.

– Господа, – говорил я, – нам великолепно удалось провести национализацию. Мы все сдали в полном порядке под расписку Государственному банку. Если продвижение белых пойдет удачно и через несколько месяцев мы соединимся с правлениями, то тогда им решать, на каких условиях мы можем восстановить наши отделения. Этим самым мы сохраним для правлений и права иска за понесенные убытки. Если мы начнем работать теперь, мы, несомненно, эти права ослабим или совсем потеряем. Работать же сейчас, при отсутствии сданных Государственному банку ценностей, которые вывезены в Пермь, а может, и в Москву, я нахожу чрезвычайно трудным. Наконец, мы уже пережили всю тяжесть деятельности отделений, отрезанных от правлений. Уже тогда работа являлась невозможной, а теперь будет еще более затруднительна. Не забудьте, что трагизм положения заключается главным образом в том, что линией фронта мы отрезаны от печатного станка, который остался в руках красных. Значит, и Государственный банк не будет в состоянии снабжать нас даже кредитной валютой.

Однако мои коллеги стояли на своем. Как главный довод, перед которым пришлось преклониться и мне, они выставляли то, что во всех городах банки уже денационализированы и нам отставать нечего.

– В таком случае обставим дело так: нас национализировала большевицкая власть, пусть же теперь денационализирует ныне существующая, отдав особый приказ. Этим мы снимем с себя ответственность и перед правлением, и перед клиентами.

Предложение было принято, и мы отправились к полковнику Шереховскому, который и согласился подписать приказ о том, чтобы местные отделения банков немедленно приступили к своей обыденной работе.

* * *

За день до назначенного собрания я отправился к участковому коменданту с просьбой, во-первых, выселить из моей квартиры и банка всех слуг большевиков, все еще живших там. Именно в моей квартире помещался Исполнительный комитет Урала, обслуживаемый только коммунистами.

Вторая моя просьба заключалась в том, чтобы до собрания обстоятельно осмотреть здание, в коем могли быть подложены бомбы. Незадолго до этого бомбы обнаружили в Общественном собрании.

К моему удивлению, комендант, слушатель Академии, ответил, что закон о квартирах не позволяет ему, ради моих удобств, выгонять людей на улицу; вторую просьбу он удовлетворить согласился.

Квартира моя представляла интересное зрелище: здесь была масса мебели, вещей, сундуков и чемоданов, принадлежавших царской семье и заключенным вместе с ней лицам свиты. Особенно запомнились мне маленькие санки, обитые солдатским шинельным сукном, выкрашенным в голубую краску, принадлежавшие наследнику. Их ужасно хотелось оставить себе на память.

Во время осмотра помещения банка в аффинажной лаборатории между большими бочками с железным купоросом нашли узелок, в котором оказалось большое количество драгоценностей – тысяч, вероятно, на полтораста; все это, как выяснилось впоследствии, принадлежало как царской семье, так и графине Гендриковой и фрейлине Шнейдер.