– Нас приняли и назначили в службу связи. С завтрашнего дня начнем дежурить в гараже, и в нашем распоряжении будет мотоциклетка, – отрапортовал мой Анатолий.
Зная его любовь к машинам, я радовался, что он попал именно в эту часть.
Со слов юношей оказалось, что и здесь людей больше, чем оружия, поэтому их и назначили на эту нестроевую должность.
На другой день, к девяти часам утра, я уже был в вестибюле Коммерческого собрания, где разместилась комендатура города, и ожидал приема коменданта. Весь вестибюль заполнили военные и барышни; встречались и солидные штатские. Последние были мне знакомы, военную же молодежь я совсем не знал. Большинство военных не были екатеринбуржцами, а прибыли в город вместе с чешскими войсками.
Настроение в первые дни было настолько радостное, что часто можно было наблюдать и на улице, и в общественных местах, как люди, здороваясь, целовались, поздравляя друг друга с великим праздником освобождения от тяжелого ига большевиков. Радость отдаленно напоминала светлый праздник Пасхи.
Тут же я узнал о подробностях взятия Екатеринбурга.
Красные покинули город еще вечером одиннадцатого июля по старому стилю и сосредоточились около станции «Екатеринбург-Второй».
Перед уходом большевиков решено было «хлопнуть дверью», т. е. разграбить город. Со стороны анархистов, во главе которых стоял Жебунев, последовал сильный протест. Жебунев заявил, что если начнется грабеж и насилие, то анархисты ударят в тыл красным.
Как только «товарищи» покинули город, группа офицеров, человек тридцать, под командой прапорщика Зотова захватила со склада винтовки и, направившись к тюрьме, выпустила оттуда политических заключенных. Вместе они двинулись по Московскому тракту навстречу продвигавшимся к городу казакам, против которых красные устроили на шоссе засаду с пулеметом.
Подойдя с тыла к этой горсточке «защитников» Екатеринбурга и сказав им, что их прислали в подкрепление, Зотов и студент-матрос Чернобровин, завладев пулеметом, скомандовали: «Руки вверх!». Захватив красных в плен, тотчас же отослали под конвоем в город и заключили в тюрьму.
Казаки подходили осторожно, не веря в то, что перед ними отряд белого офицерства, а не красные… Наконец поверили и вместе вступили без боя в город. Лишь пройдя его весь, в кварталах, прилегающих к Екатеринбургу-Второму, вступили в перестрелку с красными, отходившими через Шарташ к Тагилу и Тюмени.
Сам же вокзал взят чехами после небольшой перестрелки почти без сопротивления. Убит один казак и ранено двое чехов.
Имя Зотова передавалось из уст в уста как героя дня.
После долгих ожиданий чешский комендант принял меня и на мои вопросы дал лаконичные, мало удовлетворившие меня ответы. Из его слов я узнал, что чехи не намерены оказывать давление на власть, которая здесь образуется. Больше всего их командование симпатизирует Комитету, образовавшемуся в Самаре из группы членов Учредительного собрания.
Город, по словам коменданта, пока управляется военной комендатурой, которая делится на чешскую и русскую. Сам же город разделен на одиннадцать участков, и по всем вопросам гражданского характера следует обращаться к участковому коменданту.
– Позвольте, какое отношение комендант моего участка имеет к денационализации банков? Нужна какая-нибудь единая власть, к которой мы должны обращаться по всем гражданским вопросам.
Комендант ничего не сумел ответить, и я вышел от него в несколько подавленном состоянии духа. «Конечно, прежде всего, – думалось мне, – надо сейчас же собрать Городскую думу прежнего, дореволюционного состава и вручить ей всю власть».
Мне пояснили, что тут же находится и русский комендант. К нему я и решил обратиться.
Русский комендант, – кажется, капитан, слушатель академии, – не был мне знаком, но знал меня, а потому был много вежливее чеха. В сущности, он ничего не прибавил к предыдущим разъяснениям, если не считать сетований на неразбериху, которая происходит из-за двойного командования. Он посоветовал обратиться к командующему русскими войсками полковнику Шереховскому, штаб коего помещался в Первой женской гимназии.
Мой разговор с Шереховским все время прерывался входящими офицерами, и я был поражен их оборванным видом и вольностью обращения. В общем, они нисколько не отличались от «товарищеских» войск.
Одному из офицеров даже этот терпеливый комендант, не удержавшись, сделал замечание:
– Как вы стоите?!
– А что? – спросил офицер, обеими руками опиравшийся на письменный стол коменданта и очень неохотно их убравший.
На главный интересовавший меня вопрос – о судьбе великих князей, находившихся в Алапаевске, – офицер никакого ответа не дал.
В вестибюле Первой гимназии, куда я отправился, было еще оживленнее, чем в Коммерческом собрании. Здесь я встретил многих своих знакомых, бывших влиятельных граждан Екатеринбурга, ожидавших приема, немало и русской военной молодежи, гимназисток, подруг Наташи, и несколько знакомых дам.
Эти дамы в одном из классов устроили чайную, где все офицерство получало даром чай и незатейливый обед.