Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922

– Иван Андрианович, не сочтите мой отказ за ломание. Я премного благодарен за лестное обо мне мнение и, конечно, с радостью бы согласился. Но сделать этого не могу. Всю жизнь прослужив в Волжско-Камском банке, я не могу его бросить на произвол судьбы в столь тяжелое время.

– Да я и не настаиваю на том, чтобы вы бросили ваш банк. Я разрешу вам совмещать эти должности.

– Ваше высокопревосходительство, они несовместны…

– Да почему?

– Как могу я управлять всеми отделениями Государственного банка и в то же время быть управляющим Екатеринбургским отделением нашего банка? Еще возможно было бы, отказавшись от Екатеринбурга и оставшись членом дирекции нашего банка, принять должность директора Кредитной канцелярии, поселившись в Омске. Но дело в том, что директору Кредитной канцелярии всегда были подчинены все банки, а потому такое совместительство вызовет с их стороны ропот.

– Да, это верно, но все же прошу вашего согласия.

– В таком случае самой подходящей была бы для меня должность члена Совета министра финансов с условием, чтобы я мог продолжать жить в Екатеринбурге и приезжал бы сюда для обсуждения интересующих нас вопросов. При этом я отказываюсь от причитающегося мне жалованья, а стану получать на расходы по проезду и пребыванию здесь.

– Отлично. Буду иметь в виду ваше пожелание и приведу его в исполнение, как только приступлю к учреждению Совета.

Мы расстались полными друзьями, и я чувствовал себя на седьмом небе.

Мой отказ от места управляющего Государственным банком позволял решить вопрос о назначении на этот пост С.И. Рожковского.

Мое назначение сослуживцы приняли с большой радостью. Не знаю, насколько поздравления коллег были искренни, но для меня они оказались чрезвычайно лестны.

Приятно с такими блестящими результатами возвращаться к себе домой в Екатеринбург. Как радостно я был встречен милой женой и детьми, которые, узнав, что мое назначение по занимаемой должности приравнивается к четвертому классу и меня величают в официальных бумагах «Ваше Превосходительство», пришли в полный восторг.

Мой юбилей

Первого января 1919 года исполнилось двадцать пять лет со дня моего беспрерывного служения в Волжско-Камском коммерческом банке, и нужно было сделать кое-какие приготовления к этому знаменательному дню.

В сущности, все приготовления сводились к тому, чтобы достать необходимое количество спиртных напитков. Как я уже упоминал, в Екатеринбурге как в прифронтовой полосе продажа спиртных напитков запрещалась. Пришлось отправиться к чехам и после продолжительных объяснений получить у них разрешение на покупку двух ведер пива. А спирт достал мой ближайший помощник Сергей Петрович Копьевский, большой любитель и мастер выпить.

Однако ни шампанского, ни вина добыть не удалось. Да признаться, и цена на вино была так высока, что даже для такого знаменательного дня я не мог решиться на столь большую затрату.

Одно было чрезвычайно обидно – праздновать юбилей приходилось, будучи оторванным от правления банка. Поэтому я не смог получить установленного нашим банком жетона за двадцатипятилетнюю службу.

Накануне торжества я позвал сына и сказал ему следующее:

– Ты знаешь, что в прежние времена из Москвы вывозилось больше вина, чем ввозилось?

– Да что ты, папа, как же это могло быть?

– А вот догадайся.

– Значит, там делали вино.

– Да, совершенно верно. Там фальсифицировали в основном красное вино, и думаю, что главной составляющей была черника. А ну-ка, Толюша, давай попробуем устроить к завтрашнему дню глинтвейн.

Мой Толюшка живо вернулся из аптеки с черникой, гвоздикой и корицей и через час притащил ко мне стаканчик глинтвейна. Разница с красным вином значительная, но напиток, который можно назвать жидким кисельком со спиртом, был настолько недурен, что мы решили приготовить его уже в большом количестве.

Настало и завтра. В десять часов я спустился в банк, где после молебствия, отслуженного соборным протоиереем, меня приветствовали подношением адреса все служащие отделения, а члены Учетного комитета во главе с Павлом Васильевичем Ивановым – речью и вручением серебряной братины. В силу оторванности от столиц выбор подарков был скуден, и братина совершенно не подходила к случаю, ибо представляла собой приз для конских бегов с изображением коня и всадника.

Пришла телеграмма от Поклевского-Козелла. Старик огорчил меня тем, что не приехал на мое торжество.

Вечер удался на славу. Приглашены все служащие отделения, члены Учетного комитета и кое-кто из знакомых. Собралось человек тридцать пять-сорок. Ужин был хорош по времени, но несравним с прежними торжествами. Нельзя было достать фазанов, отсутствовала и волжская стерлядка, и икра. За ужином подали «знаменитый» глинтвейн. Все с наслаждением его пили, похваливая вино, и только один Сергей Федорович Злоказов, нагнувшись над моим ухом, потихоньку спросил:

– Из чего, собственно, состоит эта гадость?

Начались, как водится, поздравительные тосты. Выслушав их, я подошел к концу стола и попросил слова.