Екатеринбургский цирюльник

– Какое же ты дерьмо, Геннадий Дмитриевич! – произнесла женщина и вскочила с постели. – Ты просто чудовище, чудовище, слышишь? Чудовище, для которого не существует никакой морали, – продолжала она. Дерьмо и чудовище! – Лариса повернулась и пошла в ванную.

Когда она вышла оттуда, Савин уже сидел одетый на краю кровати.

– Чего ты хочешь? – спросила женщина равнодушным и уже спокойным тоном.

– Только одного, чтоб ты выполняла свою работу. Я хочу, чтоб ты довела ее до конца. Да, и не советую тебе совершить какую-нибудь глупость, типа чистосердечного признания мужу. Даже не думай рассказать ему правду.

– А то что?

– Что? Да, собственно, ничего. Ничего, для тебя уже не будет ничего. Просто не станет Ларисы Кныш, а уж тем более Анжелы Кислициной.

– Даже так?

– Даже так, – повторил Савин. – Я даю тебе неделю. Пусть твой супруг делает сейчас все, что хочет. Не надо пока тянуть его ко мне в клинику. Пусть расслабится, он имеет право. А через неделю ты дашь ему вот эти таблетки. Не бойся, они не убьют его и даже не навредят. Он просто почувствует себя плохо и сам захочет обратиться ко мне. Ты все поняла? Приедешь вместе с ним. Я думаю тебе не сложно выполнить эту мою маленькую просьбу. А пока, пока отдыхайте, наслаждайтесь жизнью.

Лариса молчала. Савин и не ждал от нее ответа, он посмотрел на часы.

– Мне пора. Аркадий уже заждался.– Мужчина вышел из спальной.

Женщина не пошла, его провожать, на что он не обратил внимания, ему не нужны были провожатые. Савин убедился, что Лариса не будет замышлять против него ничего, не посмеет, потому что понимает, что ее жизнь и все, что с ней связано, полностью в его руках. Довольный Геннадий Дмитриевич вышел на улицу и сел в машину.

– В клинику, – сказал он водителю.

Когда машина подъезжала к ее зданию, Савин внимательно смотрел, как выглядит со стороны его творение. С виду эта современная постройка вполне соответствовала своему названию. Клиника, как клиника. Да и внутри для постороннего взгляда не было ничего необычного. Никому и в голову не придет, что у этого здания под землей имеется еще два этажа. Именно там, в оснащенных новейшим оборудованием, лабораториях, операционных и манипуляционных, специальных боксах проводится основная работа. Геннадий Дмитриевич гордился своим детищем, и сейчас, глядя на него со стороны, он довольно улыбался.

– Здравствуйте, Геннадий Дмитриевич, – поприветствовал его охранник.– А мне передали, что вас сегодня не будет.

– Да, что поделать, отдыхать нет времени, – ответил мужчина, и, взяв ключи от своего кабинета, поспешил уйти.

Только он вошел в него, как раздался телефонный звонок. Это был Грушницкий.

– Геннадий Дмитриевич, я выполнил вашу просьбу, – сказал он без вступлений.– Вся информация об Орловой у меня. Я могу переслать ее вам на почту, скажите Е-mail и через минуту можете изучать.

Савин поблагодарил Павла Егоровича и продиктовал рабочий адрес. Электронная почта очень упрощает современную жизнь, уже через несколько минут мужчина изучал полученные материалы. Прочитав все внимательно, Савин сделал вывод, что не все так страшно, как надумал себе Лукьяненко. Орловой он решил заняться сам.

– Кстати, о Лукьяненко, – сказал мужчина вслух и взял в руки мобильник. Еще не прозвучал второй гудок, как Сергей ответил.

– Ты сейчас где? – спросил Геннадий Дмитриевич без всяких приветствий.

– Дома.

– Подъезжай в клинику, я жду тебя.

– Хорошо, – ответил Лукьяненко.

Савин отключил телефон и откинулся на спинку кресла. «Все приходится делать самому, абсолютно все», – подумал он.

Глава четвертая

Анна ждала звонка от Лукьяненко. « Он позвонит. Он обязательно позвонит», – думала она. Женщина чувствовала, что этому, избегающему разговора доктору, есть что рассказать. А ведь еще совсем недавно ей и в голову не могло прийти, что в исчезновении ее любимого человека может быть замешан сотрудник медицинского учреждения. Это сейчас Орловой кажется все вполне логичным, а тогда, тогда она уже почти смирилась с тем, что поиски ее Игоря давно прекратились. Игорь Алексеевич Збруев был признан пропавшим без вести. Как? Как такое может быть? Эти вопросы женщина постепенно перестала себе задавать, так же, как и перестала обивать пороги полиции. Она смирилась, вернее, думала, что смирилась.