Ехал грека через реку

— Ты с ума сошел? — она отпрянула, но так и не разжала обнимавших его рук, и это ее внезапное «ты» тряхнуло его, как дернутый стоп-кран в поезде, и Адам снова припал своим ртом к ее губам, и в этот раз Ася не стала уворачиваться.

Она была крайне решительной особой во всех своих поступках и в то же время и правда похожей на сахарную вату. Эта двойственность заставляла все его мысли разбегаться в самые разные стороны, и все, что оставалось сейчас самым важным в жизни — это то, что Асины пальцы цеплялись за его волосы, и она прижималась к нему все сильнее и сильнее, как будто была намерена слиться в одно единое существо. Адам уже и не помнил, какие оправдания для себя сочинил, чтобы уберечься от неминуемого гнева. Потому что не было никакого гнева.

Только текущее расплавленной лавой по горлу желание.

Никогда в жизни Адам не чувствовал другого человека так, как себя.

Ася целовалась так, как будто рассказывала очередную сказку, с искренним удовольствием и не скрывая этого. И безумное напряжение отпускало Адама, как всегда, когда он был рядом с этой женщиной, ему становилось хорошо и просто. Ее поцелуи были хорошими и простыми, и обниматься было так же естественно, как дышать. Ему хотелось целовать ее сразу повсюду, но он никак не мог оторваться от ее губ, мягких и сладких, и, наверное, он бы и не оторвался до самой смерти, так бы и прожил всю свою жизнь, если бы Ася, коротко выдохнув, не отодвинулась первой. Она опустила голову, уткнувшись лбом в его подбородок, и ее дыхание сбивалось.

Адам бездумно поцеловал ее в макушку, прижимая к себе и пытаясь успокоиться.

Стало страшновато.

Что теперь его ждет?

Как бы она ни была сердита, она же не оставит Еву одну?

На себя, как аргумент, Адам не возлагал больших надежд.

— Дурак, — снова сказала Ася и, оттолкнув его, пошла к выходу.

Адам смотрел, как она удаляется, и от это зрелища разрывалось сердце.

— Ась, — позвал он очень тихо, — не прячься от меня, пожалуйста.

Она остановилась, опустив голову и разглядывая свои разноцветные носки.

— Мы теперь на «ты»?

— Ты первая начала.

Она медленно кивнула, как будто принимая этот довод.

— Разве вам… тебе не хочется извиниться и сказать, что это было ошибкой и что это ничего не значит? — спросила она, не глядя на него.

— Нет, — господи, что у нее за отношения все время были, если она постоянно ждала подвохов и гадостей? Впрочем, он уже видел одного экземпляра. Так себе было зрелище. — Я не хочу извиняться, и это не было ошибкой. Ты нравишься мне. Ты мне сильно нравишься.

Она зашипела. Пчелиный рой внутри нее разворачивал свои боевые жала.

— Что это за разговоры такие! Для кого я целый вечер распиналась и цитировала классику? Что значит — нравлюсь? Я что, новая сковородка?

— Почему сковородка? — озадачился Адам.

Это форма гнева была ему знакома, и он знал, что в итоге все закончится пылесосом или шваброй, а не собранным чемоданом. Поняв, что избежал самого страшного, Адам немного успокоился.

Все обойдется.

Ему не оторвут, как богомолу, голову за поцелуи.

— Какая еще сковородка, — совсем рассердилась она и принялась наступать на него. — Не морочь мне голову! Сколько раз нужно говорить, что я не собираюсь ни с кем встречаться. Тем более с таким как ты!

— С каким? — Адам уже почти решил спасаться бегством, но остался на месте. Ему было интересно, что она сделает, когда закончит свое наступление.

— Молодой! Красивый! Богатый! Добрый! Ужас!

— Ладно, — Адам решил не оспаривать столь очевидные недостатки. Асин указательный палец пребольно уткнулся ему в грудь. — Рано или поздно я стану старым. И постараюсь обеднеть, если это так важно.

— Я не целуюсь с детьми! — рявкнула Ася, и Адам осторожно перехватил ее палец, пока он не проткнул в нем дырку. Легко поцеловал маленькую подушечку. — Ты… — она выдохлась, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, — Я действительно нравлюсь тебе? В самом деле? По настоящему?

Адам сглотнул. Любой ответ на этот вопрос расстроил бы ее, и он решил выбрать правду.

— Да. Очень.

— Забудь об этом, — зажужжал пчелиный рой. — Никакого нравличанья. Даже слова такого нет!

— Ася, пожалуйста…

Он и сам не знал, о чем ее просил. Дать ему шанс? Стать другим человеком? Обнулить весь жизненный опыт? Что он хотел, чтобы она сейчас сделала?

Он так давно привык никого ни о чем не просить, что и сам испугался силы своего отчаянья. Если бы Адам знал, что это поможет, он мог бы умолять Асю, как семилетний мальчишка в супермаркете уговаривает маму купить игрушку.

Сам он так никогда не делал, конечно. Адам даже родителей старался не беспокоить, но сейчас ему было очень надо.

Ася вырвала у него свой палец и приготовилась к новому нравоучению, но увидела выражение его лица и замолчала.

— У вас сейчас глаза, как у адской гончей, — произнесла она с опаской. — Они пылают красным огнем. Вы что, действительно робот? Провода перемкнуло?

— Ты знаешь, на ком меня перемкнуло.

— Ну с этим надо что-то делать, — деловито проговорила Ася, и пчелиный рой с недовольным ворчанием улегся на покой.