Эхо чужих грехов

Алексей понимал, что это – опала, и теперь лишь гадал, распространится ли она на всю семью, включая сестёр и бабушку, или только на него самого. Но делать было нечего. Он велел собирать вещи и рано утром выехал в Ратманово.

Глава седьмая Царский ультиматум

Ратманово! Ну, наконец-то деревья расступились, и Алексей увидел свой дом. Позлащённая последними лучами мраморная колоннада сияла на фоне закатного неба, за оконными стёклами трепетали огоньки свечей, как будто звали: «Домой, домой…» Но главным чудом оказался холм – ослепительно-белый от невесомого первого снега.

«Как в сказке», – оценил Черкасский, и тут же память подкинула воспоминание: в тот трагический день он так же смотрел на заснеженный холм из окна кареты и думал, что ничего хуже опалы быть не может, но оказалось, что это не так. Алексей ехал в Ратманово в ссылку, а нашёл смерть.

Как только он вошёл в дом, навстречу вышла согбенная, но всё ещё бодрая няня Тамара Вахтанговна. Лицо её было заплаканным.

– Мальчик мой, горе у нас – бабушка твоя совсем плоха, – призналась старушка. – Всё тебя ждёт, спрашивает каждый час.

Алексей кинулся к лестнице. У спальни бабушки он остановился, чтобы перевести дух, и осторожно постучал. У постели больной хлопотали сиделка и доктор. Лицо Анастасии Илларионовны стало совсем маленьким и совершенно бескровным, глаза её были закрыты.

– Бабушка, я приехал, – позвал Алексей и взял княгиню за руку.

– Алёша! – Услышав родной голос, Анастасия Илларионовна открыла глаза и попросила: – Пусть все уйдут, нам нужно с тобой поговорить.

Доктор и сиделка вышли, а Черкасский опустился на стул рядом с кроватью.

– Алёша, ты меня не перебивай и слушай внимательно, – чуть слышно шептала старая княгиня. – Сестёр береги, они и так богаты, да я им ещё по сто тысяч оставляю, пусть замуж выйдут по любви, за кого захотят, хоть за нищего.

– Я обещаю!

Анастасия Илларионовна кивнула и на мгновение в её голубых глазах мелькнула прежняя сила.

– Дорогой мой, я боюсь за тебя. Ты должен поскорее жениться и родить наследников. Люби своих детей, никого не обделяй вниманием! Я всё оставляю тебе, завещание хранится у нашего соседа – барона Тальзита, он – мой душеприказчик. – На лбу княгини выступила испарина, дыхание стало сбиваться. Сквозь тяжёлый хрип еле пробились слова: – Поклянись, что женишься!

– Обещаю в ближайшее же время выбрать хорошую девушку и жениться, – подтвердил Алексей.

– Позови няню…

Когда старая грузинка вошла в спальню, больная слабо махнула рукой, как будто что-то просила. Тамара Вахтанговна достала из комода расшитый золотой вязью синий бархатный мешочек и вынула из него необычной формы золотой крест. Он крепился к толстой (с мизинец) грубой цепочке, а в самом его центре сиял огромный, размером с грецкий орех, алмаз. И бархатный кисет, и драгоценность няня протянула Алексею.

– Крест царя Ираклия. Я хотела передать эту реликвию тебе перед венчанием, но не доживу, – прошептала Анастасия Илларионовна. – Прощай, Алёша, выполни мои просьбы, а я буду молить за тебя Бога.

Как будто истратив последние силы на этот разговор, старая княгиня впала в забытьё и уже больше в сознание не приходила. К вечеру её не стало. В Ратманове как раз гостил князь Василий. Его дети, Никита и Николай, не смогли бы вовремя доехать из столицы, сёстры Алексея были слишком юными, чтобы участвовать в похоронах, так что проводили Анастасию Илларионовну в последний путь лишь сын с внуком да сосед-душеприказчик.

Вечером после похорон князь Василий, Алексей и барон Тальзит собрались в гостиной покойной княгини, чтобы выслушать её последнюю волю. Душеприказчик открыл конверт с завещанием и начал читать:

«Я, светлейшая княгиня Анастасия Илларионовна Черкасская, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, выражаю свою последнюю волю:

Четырём моим внучкам: Елене, Дарье, Елизавете и Ольге Черкасским – завещаю по сто тысяч рублей каждой, эту сумму они должны получить по достижении ими двадцати одного года. Внукам моим, Николаю и Никите, завещаю по пятидесяти тысяч рублей каждому без всяких условий.

Все остальное принадлежащее мне на момент моей смерти имущество я завещаю внуку Алексею Черкасскому.

Барон закончил чтение. В комнате повисла тишина. Вдруг князь Василий вскочил со стула и кинулся к Алексею. Лицо его стало багровым, а обычно голубые глаза посветлели и сделались бесцветными. Схватив племянника за лацканы сюртука, князь начал его трясти.