Эхо далекой войны

Ещё до темна ст[арший] политрук подорвал себя гранатой. Глупо, нелепо. Оторвало ногу, весь взрыв принял на себя. Жил часа 1,5. Скончался. Его очень скоро забыли. Хоронили без залпа. Соблюдали маскировку.

Ночью поспешно снялись с якоря, плохо зная дорогу. Грязь непролазная, ухабины, ямы. Тащили много машин волоком. Эх, дубинушка, ухнем! «Генерал-грязь» навалился своей тягостью.

С превеликим трудом добрались до г. Таруса. Ещё до Тарусы ночевали, выбившись из сил. Там в лесу д. Юрьево я видел лица и чувствовал настроение своих тов-щей. Не было шуток, смеха. Было какое-то ожидание надвигающейся обречённости. Последний патрон в себя, так можно было слышать нередко – без каких-либо комментариев. Это обличало их внутренне.

И вот в Тарусах, за нею, в д. Кузмищево я слышал шутки, вечерком пиликала гармошка.

23.10. Монино[12]

35 м[инут] полёта южнее Москвы и те крадучись. И всё-таки он не сильнее нас. Он хитрее и организованнее. Этого у нас очень мало.

Я вижу на карте раньше всех движение коричневой чумы, одетой в броню. Она совсем близко. Она рвётся в Москву с 3-х сторон – севера, запада и юго-запада. Эти колонны огромны. Авиация им наносит чувствительные удары. Он ничего не жалеет. Он ставит на карту последние резервы. Последний приказ командующего всем сердцем приветствую. Буду работать, сколько угодно. Дальше идти нельзя.

Как великолепно, я был в бане. До чего же приятно! Семьи эвакуируются. Самолётов много. Вылеты постоянны и интенсивны.

Я вижу детей, женщин, работает военторг, хорошенькие официантки. За 4 м-ца войны я, пожалуй, первый раз вспомнил, что я могу нравиться.

До чего же человек опускается и дичает! Европа во тьме, голоде, люди лезут в землю, в щели, пещеры. Человек думает только об одном спасении своей жизни. Найти пищу. Я не голоден, но я в водовороте войны, и обстановка Монина меня столько заинтересовала, что обнаружил признаки одичания.

Там… южнее Москвы я живу у бабушки Анны Тарасовны. Молчалива, но метка в замечаниях. «Надо было больше пушек, еропланов и танков, а не махаться руками на трибунах». Вот смысл её высказываний.

29.10. д. Ильино

Живу у старушки Анны Тарасовны. За печкой лампадка неугасимая, за стенкой холодный осенний ветер. Она мне уступила своё логово, обжитое годами.

«Фриц» летает в Москву. В столовой – в земле смотрел киножурнал. Показ наша Ельня был злой иронией, фарсом[13]. Надо этот № журнала временно сдать в архив. Ей Богу, стыдно смотреть. На южном фронте дела совсем плохи, докатились до Донбасса. Л[енингра]д сохраняет свои традиции. Москва?! Оборона построена очень сильно. Неужели найдёт щель?

Работать ещё лучше и сколь угодно на благо Родины, на победу над врагом! Мне всё больше думается, что эта «чума» должна скоро дрогнуть. Мешает наша бестолочь, неорганизованность, мешает ускорить разгром[14].

Вчера «фриц» сбросил в беспорядке бомбы на станцию Барыбино. Плохо он бомбит.

5.11

Животно тоскую по семье. Я, кажется, писал, что расстался с этим кастратом военной мысли и действия. Какое счастье!

21.11. 22.00

По южному берегу Московского моря ещё 16.11. прорвалась колонна мотомех и танков.

Авиация наша почти не летает. Сегодня дали 10 с-в[15]. Как другие? Мы можем противопоставить только авиацию. Надо заткнуть брешь, через которую прорвались немцы. И эту группу прижать к морю и там затопить.

За стенкой я слышу трансляцию, играют Интернационал. Величествен, как и всегда, наш гимн, и ещё стало грустно. У врат Москвы злейший и смертельный враг. Как хочется заглянуть, поднять немного завесу, что у нас делается там, в тылу.

Одна авиация под Москвой в состоянии разгромить и сравнять с землёй эту прорвавшуюся группу. Патрулирование идёт строго в своих зонах, находясь даже в воздухе, истребители ПВО не заходят в чужую зону, зная даже, что там противник. Кому это надо? Кому это угодно?[16]

Я смотрел сегодня на ком[андир]ов штаба, вчера и позавчера их набралось 15 ч[еловек]. Я смотрел, что они делают. Все 15 ч. ничего не делали. Буквально. Какая дивная организация! А как у немцев в авиадивизии? Наверно, не бездельничают. Как это и многое, многое, подобное этому, бьёт нас.

26.11. 02.00

Прот[ивни]к опять хитрым манёвром обошёл. А, собственно, надо было ждать. Тулу он давно обходит с ю/в[17]и востока. Сейчас он прёт на Рязань, Каширу и Коломну.

Я вылетел по заданию в авиаполк. Противник близко. За ночь он может быть у нас. Кому можно, спят. Завтра может быть поспешный выход из-под удара наземного противника.

А, по-моему, мы опять лезем в его клещи. В этих направл[ения]х ему нет сопротивления. Опять многое не предусмотрели. Организовано много наблюдательных] постов (по заданию), детский лепет и трата сил.

Мы ведём разведку наземную на себя. А где информация от наземных войск? Какая «великолепная» организация. Опять и опять авиация будет прикрывать отход частей, не имея средств обороны даже против автоматчиков, не только танков. Хвастливое (до моральной тошноты) наигранное спокойствие с тем, чтобы завтра пороть спешку, имя которой паника.

В полку люди хорошие и симпатичные.