Читаем Эхо фронтовых радиограмм(Воспоминания защитника Ленинграда) полностью

Здесь ничего не изменилось. Но после отпуска одолела страшная тоска — в глазах стояли Ленинград и Василевичи. От брата Ивана пришло письмо, он после освобождения Василевичей был призван в Красную Армию, воевал, дошел до Берлина, после Победы был направлен на учебу в танковое училище, затем отказался учиться и вот теперь пишет из Саратова, что он возвращается в свою часть.

17 октября мы провожали своих однополчан-ленинградцев, уезжавших домой по демобилизации. Верные друзья, товарищи, с которыми долгое время воевали, покидали родную роту связи. Особенно мне было тяжело расставаться с Николаем Николаевичем Муравьевым. Он для меня был наиболее близким по духу другом. Уезжали Комаров, Ткачев, Галя Удалова — «старички» роты. Грустно было расставаться с друзьями.

Мне демобилизация не «светила», но и жизнь в армии стала невыносимой. Я сделал запросы в техникум, в Минвуз в отношении продолжения учебы, но ответов не было. Просил в письме Сашу Копполова разведать обстановку в техникуме, но он в это время женился и, видимо, из-за медового месяца ему было некогда возиться с моей просьбой. Жизнь моя в роте была бесцветной и тяжелой.

В таком подавленном состоянии мне часто вспоминался путь на поезде из Москвы в Ленинград, когда я познакомился в купе с сидящей напротив девушкой. Вот так это описано в моем дневнике.

«Она была, на вид, самая обыкновенная. По бледному лицу можно узнать в ней студентку. Как-то незаметно мы втянулись в разговор и не заметили, как быстро бежит время. Оказалось, что она студентка четвертого курса Московского университета биохимического факультета. Едет в Ленинград к подруге, с которой хочет поехать в Таллин, Ригу, осмотреть эти города. Видно было, что она из хорошей семьи, отец работает „большим“ начальником.

Наш разговор касался различных тем и везде мы находили общий интерес. Здесь, в поезде, впервые встретился с девушкой, с которой я говорил свободно и уверенно на разные темы. Время бежало незаметно, и опомнились мы только к утру, когда в вагоне уже все спали.

В Ленинграде ее должны были встречать, но она волновалась, придут ли на вокзал? Однако встречающих не оказалось, и здесь я проявил весь свой талант мужчины: нес ее чемодан, посадил на трамвай и даже несколько остановок провожал ее.

Это случайное знакомство сильно повлияло на мою психику — я понял, что можно встретить девушку, духовно близкую тебе. Было важно, что после крушения моей, по сути дела, первой любви с Валей, у меня появилась уверенность, что не все девушки плохие: можно найти друга по душе!!».

Итак, вопрос о демобилизации не давал мне покоя. Ожидания вызова из техникума или наркомата — не сбывались. Я продолжал нервничать и волноваться. «Спасительная палочка» пришла из Василевичей. Дедушка Роман и мать прислали заказным письмом вызов властей Белоруссии для работы по восстановлению хозяйства Республики. Получив письмо, я подумал: «Может быть это и к лучшему. В Ленинграде с питанием трудно, а в Белоруссии родные помогут стать на ноги».

Вызов передал командиру роты и с этого времени завертелась бюрократическая карусель. Командование роты не было заинтересовано в утечке молодых воинов, иначе и часть могут расформировать и кое-кто из офицеров останется без должности. Поэтому оформление моей демобилизации проходило весьма трудно и драматично.

Документ-вызов был из роты передан в штаб укрепрайона и дело завертелось, Вот как об этом записано у меня в дневнике 1 ноября 1945 года:

«Эти дни судьба бросает меня из стороны в сторону, то поднимаюсь на волне ввысь, то она бросает меня вниз. Уже Горбачев сказал: „Поедешь, Головко, домой“, а через день он же сообщает мне, что нужны еще какие-то справки, диплом и тому подобное. Последняя надежда на Борисова и Булкина».

Борисов, наш бывший командир взвода, работал в 14 УРе начальником отдела связи и хорошо ко мне относился. Майор Булкин — начальник отдела кадров укрепрайона, документы мои переслал в отдел укомплектовании Армии, там должна решиться моя судьба.

Мое нетерпение подогревало то, что были примеры демобилизации бойцов, не закончивших из-за войны техникум и теперь возвращавшихся завершить учебу.

Из дневника: «Переживаю мучительные дни неизвестности. Из головы не покидают думы о доме. Сегодня днем после дежурства задремал и мне приснился сон: дома за столом сидим с Кузьмой Антоновичем Брель, его братом Иваном и моим братишкой Аркадием, я разливаю вино, но не пили — в этот момент проснулся».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное