Эхо горного храма

Планета Единорог встретила их снегом. Файтеры вместе с другими пассажирами шагали от трапа галеры к поджидавшим неподалеку басам, и легкие снежинки плавно падали в безветрии на покрытие космодрома. Небо хоть и было серым, но казалось высоким и вовсе не хмурым. Оно не давило, а словно тянуло к себе. Может быть, потому, что Крис не мучился похмельем – на борту галеры «Агриппа Марк Випсаний» он позволил себе только две-три бутылки пива, да и то совсем легкого, не портера какого-нибудь, а почти прозрачного, со странным названием «Астероид № 23-3-93».

– Прибыл я на Однорог и соорудил снежок! – Граната на ходу нагнулся, зачерпнул пригоршню пушистого снега, помял в ладонях и попытался засунуть холодный комок за шиворот Арамису.

Тот увернулся, едва не наскочив на пожилую даму в плотной зеленой куртке, и погрозил Гранате кулаком:

– Плохо кончишь, Принц Датский!

– Никогда плохо не кончал! – гордо ответствовал Граната.

Дама не удержалась от усмешки, но тут же осуждающе покачала головой:

– Взрослые люди, а ведете себя как дети.

– Все мы дети, мистрис, – тут же отозвался Граната. – Живем и радуемся. А когда взрослеем, переселяемся в иной мир.

Дама скользнула взглядом по орлу на его комбинезоне, по нашивкам «МНР» на рукавах, и глаза ее потеплели.

– Небось, в отпуск, сынки?

– Так точно, мистрис! – вытянувшись в струнку, отрапортовал Граната. – За особые заслуги перед Империей!

– Кончай болтать, – осадил его Портос. – Это в нем алкоголь играет, – пояснил он даме.

– Так я же стремлюсь докопаться до истины! – воскликнул Граната. – А она, как справедливо считали древние, в вине. Вот и приходится постоянно пробовать, пробовать, пробовать… Уж очень хочется, так сказать, приобщиться к ней, к истине.

На самом деле Граната был не столько пьян, сколько просто дурачился. На галере он почти не добавлял – после вечеринки на хайве, – ну, стаканчиков пять-шесть, не более. Для Гамлета Мхитаряна это был не удар по мозгам, а так, ласковое поглаживание.

Снег падал не очень густо, и уходящая во все стороны до самого горизонта равнина космодрома была видна довольно хорошо. Кое-где вздымались над ней темные китообразные туши галер, то тут, то там виднелись запорошенные белым силуэты раскинувших крылья шаттлов – они казались мелкими морскими птицами на фоне межзвездных великанов. В свою очередь, длинные желтые басы, выстроившиеся в ряд, по сравнению с шаттлами выглядели червячками – легкой добычей морских птиц. Вдалеке светилось огнями здание космопорта.

Снежинка присела Крису на кончик носа, и он, выпятив нижнюю губу, сдул ее. Воздух непривычно холодил щеки, но вообще ему было достаточно комфортно: еще когда файтеры выходили из шлюзовой камеры, их комбинезоны выбрали соответствующий температурный режим.

Покинувшие галеру пассажиры заполнили басы, и желтые «червяки» поползли к терминалу.

Крис устроился в кресле у окна, Граната плюхнулся рядом. Портос с Арамисом сели позади них.

– Единорог – перекресток дорог, – не унимался Принц Датский, – я весь продрог, согнулся в рог… э-э… и даже мой рог встать бы не смог!

Габлер недоверчиво покосился на него:

– Да ну?

– Это поэтическое преувеличение, – пояснил Граната. – Гипербола.

– Гипербола – это траектория, – поучительно проворчал сзади Портос.

Граната живо повернулся к нему:

– В поэзии гипербола именно преувеличение, темное ты создание с темной Геи. Посмотрите: вот Портос – мозг его травой зарос. Это и есть гипербола. Хотя в данном случае, может, и не совсем уж гипербола.

– Сейчас я тресну тебя кулаком по голове, – зловеще пообещал Портос, – и ты воткнешься в сиденье по самые уши. И это будет совсем не гипербола. Как говорят наши автохтоны-урулии, это будет пипец.

– Ой, мамочки, как страшно! – закатил глаза Граната. – Это будет не пипец, а последняя ошибка в твоей бездарно прожитой жизни.

– Ты бы заткнулся, дружище, – негромко посоветовал Арамис. – Прибереги язык на потом.

– Жалкие, ничтожные люди, – проворчал Граната. – И зачем я с вами связался? Зачем поперся на этот однорогий небесный труп, то бишь тело?

И нахохлился в кресле.

«Тело…» – Крис подумал о теле Атоса, которое тоже везли к терминалу, и отвернулся к окну.

Гамлет Мхитарян был хорошим парнем, но иногда очень хотелось оказаться от него подальше. Было в его теперешнем поведении что-то неестественное, что-то напускное. Возможно, этим постоянным кривляньем он хотел отогнать от себя мысли об ужасной смерти Атоса… «Разве поймешь, что у другого на душе? – подумал Габлер. – И в себе-то не всегда можно разобраться…»

Здание космопорта приближалось.